Иван Бегтин

Профилактика преступлений: какое будущее ждет правоохранительную систему
У полиции будущего появятся новые возможности и для предотвращения преступлений, и для вмешательства в частную жизнь граждан

В последнее время я особенно часто слышу и читаю рассуждения о том, как технологии изменят наше общество. Среди них всевозможные дроны, коррекция генома, инструменты для больших данных, искусственный интеллект, блокчейн и многое другое. Что-то из этого уже является «осязаемым настоящим», а что-то пока «настойчивым будущим».

Рискну сделать свои прогнозы и предложить один из многих сценариев, которые могут нас ждать, — обозначить, с какими вызовами наше общество столкнется и как изменится система правонарушений и работы с ними.

Цифровая личность

Как убедиться, что вы это вы? Помимо предъявления паспорта и других документов. На расстоянии тысяч километров.

Технологии цифровых паспортов (digital identity) позволяют это сделать уже сейчас. В России это авторизация через Госуслуги (система ЕСИА), позволяющая получать информационные услуги дистанционно. В Новой Зеландии это проект цифровой личности гражданина RealMe, изначально спроектированный так, чтобы бизнес мог легко подключить его к своим услугам.

Такие проекты запускаются во многих странах, поэтому можно ожидать, что в ближайшем времени все операции, требующие подтверждения личности, будут проходить через подобные сервисы идентификации.

Я уверен, что к 2035 году цифровая личность будет автоматически создаваться при рождении ребенка. Она будет даже у тех долей процента населения, которые не будут пользоваться интернетом. Цифровая личность будет аналогом максимально персонифицированного учета каждого. По своему выбору гражданин сможет лишь активировать собственный доступ к данным, но информация о нем будет собираться и без его воли и желания.

Произойдет это, скорее всего, добровольно, так же, как и сейчас большинство готово отдавать крупнейшим data-корпорациям всю свою переписку, историю браузеров, личные сообщения, фотографии и видео. Точно так же граждане будут воспринимать свои цифровые личности как должное, поскольку именно они позволят им обеспечить удобное получение не только государственных услуг, но и всех услуг, предоставляемых коммерческими компаниями.

В одной связке

То, что происходит сейчас в отношениях государства и data-корпораций, пока еще кажется сиюминутными альянсами. Data-корпорации запрашивают данные от госорганов, например по движению транспорта или по метеодатчикам, государство же пытается получить их данные, к примеру по автотрафику. Но это лишь прелюдия к еще более доверительным отношениям. В странах без сложившейся культуры защиты прав потребителей и избирателей неизбежно нарастание кооперации между data-корпорациями и государственными органами.

У государства уже сейчас есть потребность в данных, которые находятся в соцсетях, в точной идентификации гражданина в электронной переписке, в получении конфиденциальных данных при проведении расследований.

У data-корпораций есть интересы в получении концессий на государственные системы, в переупаковке и продаже госданных, но их первичные интересы — в учете их бизнес-моделей при госрегулировании.

Первые годы бездумного регулирования интернета были не чем иным, как принуждением data-корпораций к тому, чтобы договариваться с государством. У меня нет сомнений, что без активного вовлечения общества к 2035 году государственные органы и data-корпорации договорятся и государство получит доступ к данным граждан, в том числе персональным.

Роль людей в интернете вещей

Много пишут о том, что скоро каждый холодильник, каждая кофемолка и всё-всё-всё будет подключено к интернету, но мы уже и так к нему подключены — через мобильные телефоны, которые почти всегда с нами.

С развитием и популяризацией интернета вещей к нему может быть подключено всё что угодно — от кроссовок до ожерелий и сережек, от скейтбордов до велосипедов.

Главное изменение, которое предстоит, — это рост числа окружающих нас датчиков. Они будут выполнять самые разные роли: от сбора информации о нашем здоровье до взаимодействия с окружающей цифровой инфраструктурой. Эти датчики могут предоставлять информацию не только о нас самих, но и обо всех, кто рядом с нами в тот или иной момент времени.

И если сейчас мы уже не удивляемся персональным видеорегистраторам у каждого инспектора, то в будущем столкнемся с тем, что они могут быть у каждого госслужащего, у каждого дружинника, и срок хранения этих записей может быть ничем не ограничен. С каждым годом число «невидимых» областей, не закрытых статичными или передвигающимися видеокамерами, будет сокращаться.

Новые и старые преступления

Какой будет преступность в этом относительно недалеком будущем? «Классические преступления» будут оставлять гораздо больше цифровых следов, чем когда бы то ни было. Проверка датчиков резко упростит проверку алиби подозреваемых и свидетельских показаний. То, что мы видим сейчас, — анализ данных сотовых операторов, активности человека в Сети и многое другое — будет многократно усилено.

Главным отличием новых преступлений будет тщательное планирование, знание современных технологий преступниками и гонка вооружений с правоохранительными органами.

Эти преступления будут происходить в совершенно ином мире. В мире, где большая часть людей находится под постоянным наблюдением, где можно будет отследить каждую купюру, если, конечно, наличные деньги еще останутся.

Новые преступления будут происходить с использованием технологий, на которые многие сейчас возлагают надежды. Например, станет возможным удаленный захват хакером автомобиля, управляемого искусственным интеллектом, и использование его как орудия убийства. Или же нарушение работы городских систем управления водоснабжением, электричеством. Или же слежка за человеком с помощью его гаджетов.

Чтобы противодействовать подобным преступлениям, правоохранительным органам придется быть вровень или даже на шаг впереди преступников. Их преимуществом будет сбор огромного объема данных, многие из которых накапливаются уже сейчас, но не все еще применяются на практике.

Однако эта возможность одновременно и огромный соблазн. Понадобится государственный и общественный надзор за правоохранительной системой, чтобы предупредить превышение полномочий сотрудниками полиции и следователями.

Профилактика или контроль?

В мире уже есть несколько стартапов, создающих сервисы по прогнозированию преступлений, что позволяет, например, оптимизировать маршруты полицейских машин. Это то, что происходит сейчас, даже без анализа действительно больших данных.

Предположим, что в относительно близком будущем появятся сервисы и алгоритмы, предсказывающие потенциально преступное поведение. Если чип мониторинга здоровья будет у каждого человека, то так ли сложно будет отслеживать не только уровень сахара в крови, но и вспышки ярости, страха и проявления агрессии?

Если механизмы социальных рейтингов, аналогичных китайскому, будут внедрены, то не получит ли полиция возможность отслеживать скопления людей и реагировать, если это группы лиц с низким социальным рейтингом?

Появится ли у правоохранителей возможность отслеживать по ключевым словам переписку пользователей и с помощью искусственного интеллекта определять преступные намерения?

Что, если вся история браузеров будет доступна не только вашему провайдеру, не только на вашем компьютере, но всегда аккумулироваться в системах спецслужб и полиции? И получат ли они право оперативно реагировать, обнаружив какие-либо противоправные материалы?

Надзор за правоохранительной системой, за органами власти, за компаниями, использующими большие данные в целях манипуляции потребителями, неизбежно потребует наличия институтов защиты прав граждан в современном цифровом мире.

Добровольное будущее

На самом деле мы до конца не знаем, каким будет наше будущее. Как когда-то было сложно предсказать развитие интернета, так и сейчас остается много неизвестных в том, как повернется развитие общества и технологий.

Можно быть уверенными только в одном: это будущее, на которое мы можем повлиять. Станет ли нашим выбором будущее, в котором проводится взвешенная государственная политика, соблюдается баланс общественных и личных интересов, существует эффективный надзор за теми, кто будет обладать наибольшей властью — властью знать о нас больше, чем мы сами?

Один из шагов в защите интересов российского общества — это начало цифровой трансформации Генеральной прокуратуры. Уже сейчас принципы высокотехнологичного надзора, закладываемые в развитие именно этого государственного органа, могут позволить защитить права граждан в современной цифровой среде. А на специальный адрес ideagr@genproc.gov.ru можно направлять свои предложения о том, как Генпрокуратура может это делать прямо сейчас.

Подробнее на РБК:
http://www.rbc.ru/opinions/

Татьяна Канунникова
Выпускница факультета журналистики МГИМО МИД России по специальности связи с общественностью, экономический обозреватель

Сегодня, когда терроризм признан международным сообществом угрозой номер один в мире, невольно задаешься вопросом: как же получается, что при всех колоссальных усилиях, прилагаемых для борьбы с этим мировым злом, результаты остаются такими неутешительными? Конечно, факторов, способствующих росту террористической угрозы много, но есть одно условие, без которого деятельность террористов была бы практически невозможна. Это коррупция. Позволю себе так перефразировать одно небезызвестное высказывание: не стоит так бояться террористов — их можно нейтрализовать; не так опасны экстремистские группировки — их можно отследить; но бойтесь коррупционеров, ибо с их молчаливого согласия существуют на земле и террор, и убийства.

Чтобы выжить, террористические группы, с одной стороны, опираются на криминал, который обеспечивает их материальными средствами, а с другой — на коррупцию, обеспечивающую прикрытие и содействие незаконному бизнесу и самой экстремистской деятельности. В октябре 2016 года канадский “Международный журнал экономики и финансов” опубликовал результаты исследований нескольких экспертов, которые выявили корреляцию между уровнем коррупции и активностью террористов. Эту взаимосвязь условно разделили на четыре типа, когда: 1). коррупция способствует организации терактов; 2). коррупция облегчает финансирование терроризма; 3). при коррупции и финансировании терроризма используются одни и те же методы сокрытия средств и 4). коррупция, как и в целом плохое управление государством, подрывают усилия по борьбе с терроризмом. 

REUTERS/Mariana Bazo

Как коррумпированные госслужащие оказываются пособниками террористов

Террористы могут пользоваться услугами коррумпированных чиновников практически в каждой области своей деятельности, но чаще всего это касается логистической поддержки, а также прибыльных видов нелегальной деятельности, таких как торговля наркотиками, оружием и людьми.

Например, исполнители теракта в Мумбаи 1993 года сумели пронести взрывные устройства исключительно благодаря коррумпированности восьми таможенников и полицейских. Все они позже были осуждены на длительные сроки. За взятку госслужащие выдают фальшивые паспорта, которые через теневых посредников попадают в руки организаторов очередного нападения. Как правило, речь идет не о прямых контактах госслужащих и террористов — услуги предоставляются через криминальных посредников, но важно помнить, что сами коррупционеры, участвующие в подобных предприятиях, прекрасно отдают себе отчет, кто может стать конечным получателем фальшивых документов. Наглядный пример такой схемы: контрабандист Салим Б., нелегально переправлял на территорию США сторонников Хамаса и Хезболлы, пользуясь услугами коррумпированных мексиканских чиновников в Бейруте, Мехико и Тихуане. В частности, он незаконно получал туристические визы у сотрудника посольства Мексики в Ливане.

О проблеме противодействия финансированию терроризма я уже писала ранее. Здесь же отмечу устойчивую взаимосвязь: с одной стороны, террористические группы связаны с отмыванием денег, а с другой — отмывание денег напрямую является следствием коррупции. И именно недостаточный надзор за нелегальными финансовыми потоками мешает международному сообществу эффективно бороться с практикой материальной поддержки терроризма.

Коррумпированные чиновники оказывают содействие ведению нелегального бизнеса, доходы от которого идут на поддержку террористической деятельности. В этой связи обычно вспоминают торговлю людьми, оружием и наркотиками. С появлением Исламского Государства (ИГИЛ, запрещена в РФ) продажа нефти обозначена как один из важнейших источников финансирования группировки. Однако несправедливо игнорировать и другие. Так, незаконная торговля ресурсами дикой природы занимает четвертое место в мире как источник дохода транснациональной преступности, а целый ряд террористических организаций Африки активно вовлечены в этот вид преступной деятельности.

Например, “Аль-Шабаб”, филиал “Аль-Каиды” (террористическая организация, запрещена в РФ), получает до 40% своего финансирования от продажи незаконно добытой слоновой кости. В зависимости от “урожая”, группировка зарабатывает на этом промысле от $200,000 до $600,000 в месяц. Нигерийская террористическая группа “Боко Харам” (террористическая организация, запрещена в РФ) также вовлечена в незаконную торговлю продукцией животного происхождения, зачастую, просто обменивая ее на оружие.

При этом исламисты сталкиваются со слабым противодействием со стороны властей региона, среди которых распространены коррупция и взяточничество. В ряде случаев сами сотрудники национальных парков становятся соучастниками, помогая отлавливать диких животных. Содействие оказывается и чиновниками, занимающими более высокие должности. Известно, что некоторые представители местных органов власти и военные активно помогают вести контрабанду ресурсами дикой природы. В частности, товары отправляются с фальшивыми отгрузочными документами, скрывающими африканское происхождение товара и истинное содержимое контейнеров, а благодаря подкупу чиновников, такие груза не проходят должную проверку.

Как коррупция препятствует борьбе с терроризмом

Коррумпированные государственные институты не только менее эффективны в борьбе с терроризмом, но и уязвимы перед террористическими группами, которые могут использовать их в своих целях, говорится в брошюре Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР) “Терроризм, коррупция и криминальное использование природных ресурсов”, опубликованной в феврале 2016 года. В данном случае, речь идет, прежде всего, об армии, полиции и судебной системе. Во многих странах, через подкуп сотрудников правоохранительных органов низшего и среднего звеньев появляется возможность воспрепятствовать расследованию дел или избежать досудебного содержания под стражей, чем имеют шанс воспользоваться радикалы.

Упущения в системе безопасности также могут стать следствием коррупции. Так, в феврале 2017 года в пакистанском городе Сехван-Шариф на территории комплекса мавзолея был совершен теракт, унесший жизни 70 человек, за который впоследствии взяла на себя ответственность ИГИЛ. После произошедшего, The News опубликовал статью, где указывается, что часть камер видеонаблюдения на территории комплекса были неисправными. Как отмечает автор, на установление таких устройств были потрачены миллионы рупий, в частности, недавно правительство, без проведения тендера, заключило контракт стоимостью в 140 миллионов рупий на ремонт и обслуживание камер видеонаблюдения. Учитывая это, есть основания предполагать, что могли иметь место злоупотребления при выполнении договора, раз неработающая техника была обнаружена в таком месте массового скопления людей, как мавзолей Каландара. А ведь во всем мире камеры видеонаблюдения считаются наиболее эффективным инструментом для выявления террористов и ведения расследования атак.

Особо ощутимы последствия коррупции в армии — она не только подрывает легитимность вооруженных сил находящихся на территории другого государства, но и снижает уровень безопасности и боеспособность самих военнослужащих. В вышеупомянутой брошюре ОЭСР отмечается, что оборонный сектор традиционно уязвим для коррупции, прежде всего, потому что дорогостоящие контракты в сочетании с повышенной секретностью несут в себе высокие коррупционные риски. Сосредоточенность на одном поставщике и отсутствие конкуренции — типичны для оборонных контрактов, что дает простор для финансовых злоупотреблений.

Хищение средств, выделенных на военные нужды, ведет к смерти — как военнослужащих, так и мирных граждан. Специальный генеральный инспекторат по вопросам восстановления Афганистана (SIGAR), который контролирует расходование выделяемых Афганистану средств, заявляет о множестве случаев, наглядно свидетельствующих о том, как коррупция “убивает”. Так, был заключен контракт с американской компанией с целью повысить безопасность дорог от взрывных устройств террористов. Работу должны были выполнить афганцы, но деньги были растрачены, поставленные задачи не выполнены и, в итоге, на одном из маршрутов погибли солдаты.

Афганские военнослужащие страдают от нехватки оружия, боеприпасов, продовольствия, медикаментов и бензина — и все это потому что деньги, выделяемые на эти нужды, незаконно присваиваются коррумпированными чиновниками и армейцами. В результате, именно низкая боеспособность афганской армии стала одной из причин ее неудач в противостоянии Талибану (террористическая организация, запрещена в РФ).

Коррумпированное государство — плацдарм для террористов

Культивация насилия и терроризм не возникают на пустом месте, для этого необходима благоприятная среда — межэтническая и межрелигиозная напряженность, экономическое неравенство, а также слабость политических институтов. Коррумпированность государственных институтов играет здесь существенную роль, так как ведет к несправедливому распределению ресурсов и, как следствие, социальному недовольству населения и снижению эффективности госуправления в целом.

В исследовании, опубликованном канадским “Международным журналом экономики и финансов” указывается прямая связь между уровнем коррупции и ростом терроризма в арабских странах, что было выявлено на основе данных, полученных в период с 1970 по 2007 года. Наихудший показатель демонстрирует Центральная и Западная Африка, тогда как Западная Европа представляет собой наиболее благоприятный регион. Однако, если мы сравним отдельные страны и города, можно также увидеть взаимосвязь между уровнем коррупции и террористической активности.

В качестве примера приведу Бельгию, за которой в последние годы закрепилась дурная слава рассадника исламистского экстремизма. Напомню, что эта страна занимает первое место в Европе по числу боевиков на тысячу жителей, отправившихся воевать в Сирию и Ирак на стороне ИГИЛ. В то же время, Бельгия “поставляет” террористов в соседние страны ЕС — два участника парижских терактов жили в Брюсселе, а организатор Абдельхамид Абауд — в Моленбеке. Оружие, использованное в атаке на Charlie Hebdo, было доставлено из Брюсселя, а исламист, планировавший теракт против дистрибьюторов этого журнала и застреленный в ходе контртеррористической операции, тоже приехал из брюссельского пригорода Моленбек. И на территории самой Бельгии гремели теракты — вспомним взрывы в брюссельском аэропорту и метрополитене в 2016 году.

Такая ситуация возникла неслучайно, а стала результатом проводимой местными властями политики потворствования радикальной части многочисленной мусульманской общины, которая обеспечивала голоса правящим партиям. Известно, что мэр Моленбека Франсуаза Шепман признала, что получала список с 80 именами исламских радикалов, среди которых был и Абдельхамид Абауд, будущий организатор парижского теракта. Однако градоначальник не предприняла никаких мер. Позже, она сказала в свое оправдание: “А что я могла сделать? Это не моя задача отслеживать террористов. Пусть этим занимается федеральная полиция”. Более того, Шепман признала, что полиция вела наблюдение за официально зарегистрированными мечетями, тогда как множество небольших молельных домов функционировали практически без всякого надзора со стороны правоохранительных органов.

Считается, что основы исламского радикализма в Моленбеке были заложены еще в 1990е годы, когда сириец Бассам Аячи создал Бельгийский исламский центр, все эти годы пропагандировавший идеологию салафизма. Жители города неоднократно сообщали властям о том, что эта импровизированная мечеть превратилась в убежище для радикалов, но реакции городской администрации на жалобы не последовало. Позже, Филипп Муро, который занимал пост мэра Моленбека длительное время — с 1993 по 2012 год — будет оправдываться так же, как и Шепман, возлагая всю ответственность на федеральные власти. По словам Муро, когда он встретился с Аячи, “было ясно, что тот экстремист”, но, как сказал сам мэр, он полагал, что это дело касалось федеральной службы безопасности, а не его персоны.

Бельгийский правовед Этьен Дюжарден утверждает, что таким образом Филипп Муро извлекал личную выгоду из исламизации Моленбека. “Партии практиковали некую форму “электорального кумовства”; они использовали радикальные мечети как рупор для своих избирательных кампаний. Там даже видели кладезь легко доступных голосов избирателей”, — писал Дюжарден. Действительно, не будем забывать, что благодарностью за покровительство может стать не только денежное вознаграждение, но и услуга, чем в данном случае является обеспечение электоральной поддержки на выборах.

При этом надо признать, что проблема в стране гораздо шире. Как я писала выше, оба мэра винили во всем федеральные власти. Надо признать, что “наверху” и правда давно должны были принять решение вмешаться и навести порядок в Моленбеке. Но дело в том, что подобное вмешательство шло бы вразрез с укоренившимися традициями уважения местной политической власти и ее порядков. Процесс децентрализации и передачи полномочий региональным органам власти — в голландскоязычную Фландрию на севере, франкоговорящую Валлонию на юге и двуязычный Брюссель — буквально выхолостил центральную власть Бельгии. В тоже время, был запущен процесс эрозии государственных институтов: в той же полиции отмечено слишком много случаев политически мотивированных назначений на должности.

Коррумпированный чиновник — ключевой пункт в пропаганде радикалов

Коррупция в органах власти может способствовать активизации террористической деятельности в том числе и опосредованно, а именно — она активно используется в пропаганде радикалов. Дело в том, что факты коррумпированности государственных институтов придают убедительность аргументам исламских радикалов, клеймящих существующие общественные порядки и обещающих торжество справедливости при наступлении Халифата.

В докладе международной некоммерческой организации Transparency International (TI) “Коррупция и рост вооруженного экстремизма” подробно описывается, каким образом террористы эксплуатируют тему коррупции в своей пропаганде. Радикальные группировки используют общественное недовольство злоупотреблениями в органах власти для вербовки сторонников и радикализации населения, а также для усиления поляризации общества. В Афганистане Талибан оспаривает легитимность коррумпированного правительства и обещает восстановление порядка через суды Шариата. Идеологи ИГИЛ более детально проработали тему коррупции, в связи с чем TI выделила четыре основных “антикоррупционных сюжета” в пропаганде этой террористической организации.

Во-первых, это коррупция в правительстве. На своих онлайн-ресурсах ИГИЛ неоднократно ссылается на факты хищения средств региональными правительствами, кумовства и подкупа чиновников. Во-вторых, группировка изображает себя как идеалистическую альтернативу, лишенную таких пороков. В-третьих, ИГИЛ эксплуатирует чувство дискриминации, испытываемое суннитами в отдельных регионах, и постоянно рассказывает о том, как местные власти нарушают права это религиозной группы. И, в-четвертых, западные страны и их союзники изображаются пропагандой “Исламского Государства” как пособники коррупционеров в странах третьего мира и в целом как сила, содействующая моральной деградации власти.

Разумеется, это тот самый пропагандистский ход, когда правда смешивается с ложью, а полученный результат выглядит похожим на правду. Стоит отметить, что боевики ИГИЛ сами не следуют провозглашенным ими же идеалам. Так, были сообщения о нехватке воды и медикаментов в контролируемых группировкой территориях. Один из активистов рассказал журналистам, как в сирийском городе Ракка стояли огромные очереди за едой в условиях крайней нищеты, в то время как отдельные члены ИГИЛ питались деликатесами. Тем не менее, доказанные или очевидные факты коррупции в государственных органах удобны для манипуляции в целях пропаганды и, будучи встроенными в идеологические концепции радикалов, придают им убедительность.

Итак, как мы видим, коррупция способствует террористической деятельности практически на каждом ее этапе: будь то подготовка нападения, финансирование, снижение эффективности мер по борьбе с терроризмом или долгосрочное поддержание функционирования радикальной группировки. Учитывая этот факт, а также ту опасность, которую несет в себе современный международный терроризм, необходимо наращивать усилия по противодействию коррупции, как в отдельных сферах, так и на общегосударственном уровне в целом.

ussiancouncil.ru/blogs/tatyana-kanunnikova/

Денис Фролов

Система госзакупок допускает множество возможностей для недобросовестного проведения тендеров, создающих ограничения конкуренции. Какие лазейки используют компании, чтобы отдать контракт в нужные руки и избавиться от «нежелательных» подрядчиков
Система госзакупок изначально вводилась для обеспечения прозрачности заключения контрактов, однако в итоге превратилась в одну из самых запутанных и коррупционных отраслей деятельности. Особенно это касается выбора поставщика, когда компании идут на всевозможные ухищрения, чтобы отдать контракт «нужной фирме». ФАС России по итогам за 2016 год проверила порядка 48 000 процедур определения поставщиков и выявила нарушения в 34% случаев, по итогам проверок было выдано более 3000 предписаний об устранении нарушений. Рассмотрим наиболее частые способы ограничения конкуренции при проведении тендеров.

«Заточка» под единственного поставщика

Это одна из самых распространенных практик, когда техническое задание составляется таким образом, что только одна компания способна выполнить его условия или подходит под конкретные критерии. Например, указывается наличие определенного оборудования или товара, которые для исполнения всего заказа в целом и не важны, но именно их отсутствие не даст «пройти» другим претендентам. Иногда даже указываются конкретные товарные знаки, бренды и производители, что является прямым нарушением законодательства. Очень часто подобные нарушения встречаются в сфере поставок медицинского оборудования, лекарственных средств и изделий, предназначенных для реабилитации инвалидов.

Искусственное занижение цены контракта

Демпинг очень часто используется как способ устранения конкурентов. Соперничество по цене осуществляется на законных основаниях, поэтому выявить недобросовестных поставщиков непросто. Однако при явно незаконных практиках обычно участвуют третьи фирмы, которые выполняют функцию «пугала» для других фирм. Такая компания никогда не принимает настоящего участия в конкурсе, а лишь создает необходимые условия для получения заказа той фирме, для которой конкурс и проводится. Когда все конкуренты устранены, фирма выходит из участия и заказ достается «своим», так как никого больше и не осталось.

Невыполнимые требования

Избавиться от нежелательных подрядчиков можно и другими способами, например установив такие требования к заказу, которые исключают возможность его исполнения. Так, можно встретить заказы, для исполнения которых требуется строительство объекта за пару месяцев, что, разумеется, отпугивает всех потенциальных подрядчиков. Если начать разбираться в таком контракте, то можно обнаружить, что работы уже ведутся, причем той фирмой, которая в итоге и согласится на предложенные условия. Другим вариантом является установление цен в разы ниже рыночных, что делает выполнение работ или предоставление товаров совершенно невыгодным.

Однако такие требования могут касаться не только самого заказа, но и исполнителя. В качестве такого «отсеивающего» критерия могут выступать финансовые гарантии, размер уставного капитала и т. д. Проблема в том, что устанавливать критерии для выбора поставщика вполне нормально, поэтому нарушения не так просто обнаружить. Правда, здесь есть риски и для заказчика — отказ в заключении контракта может быть обжалован в суде или стать основанием для подачи жалобы в ФАС.

Скрытие информации о проведении торгов

В соответствии с законодательством о всех предстоящих торгах должна быть размещена информация — в СМИ или на онлайн-площадках. Однако чиновники придумали очень простой способ разместить информацию, которую при этом увидят только «нужные» компании. Для этого в обозначении заказа допускаются опечатки, не позволяющие найти его возможным конкурентам. Так появляются разнообразные «крессла», «каннцелярские принадлежности» и т. д. Этот способ выгоден тем, что доказать умысел не так просто – всегда можно заявить о том, что опечатка была допущена случайно.

Эти способы всем известны, в том числе и ФАС, однако бороться с ними все равно не всегда удается. Законодательная база для борьбы есть, однако этого недостаточно. Статья 17 Федерального закона «О защите конкуренции» прямо говорит о том, что при проведении торгов, запроса котировок и предложений запрещаются действия, которые приводят или могут привести к ограничению конкуренции. В частности, закон говорит и о запрете на создание участнику торгов преимущественных условий, и о нарушении порядка определения победителей торгов.

С одной стороны, можно сказать, что это формальная декларация, которая не спасает от множества нарушений, которые допускаются ежедневно. Но с другой стороны, можно обжаловать любое нарушение, которое даже по общим признакам подпадает под указанные формулировки. У компании, права которой нарушены заказчиком, два пути – обратиться в арбитражный суд по месту проведения торгов или пожаловаться на неправомерные действия в Федеральную антимонопольную службу. Проблемой является то, что многие нарушения остаются вне поле зрения ФАС. Не все исполнители обращаются с жалобами, поскольку распознать допущенные нарушения не всегда удается.

Большую роль для выявления нарушения имеет развитие взаимоотношений между территориальными органами ФАС и операторами электронных площадок. Часто для выявления нарушений требуется предоставление сведений об участниках размещения заказа, информации о пошаговом проведении аукциона и т. д. Немаловажную роль играет и взаимодействие с производителями, их представителями и дистрибьюторами, так как они могут предоставить данные о характеристиках товара, возможности того или иного производителя участвовать в торгах, сведения о том, запрашивалась ли у них информация о товаре заказчиками и т. д. Особое значение это имеет в борьбе с заказами под конкретных исполнителей.

http://www.forbes.ru/

Варшавская Е.Я. [1]
(Опубликовано в журнале «Социологические исследования», 2016, №9, с. 31-39)

Молодежь, которая нигде не учится и не работает, образует особую группу риска, поскольку в большей степени подвержена маргинализации, бедности, отчуждению и социальной эксклюзии. Впервые эта социальная группа стала объектом специального изучения английских исследователей в конце 1980-х гг., когда в Великобритании в связи с пересмотром условий получения пособия по безработице многие неработающие молодые люди, отказавшиеся участвовать в программах по профессиональному обучению, потеряли права на регистрацию в качестве безработного и получение соответствующего пособия. В результате они оказались исключены как из занятости, так и из обучения и переподготовки. Первоначально для обозначения этой категории молодежи использовался термин «группа Zer0». Спустя несколько лет он был заменен на NEET (аббревиатура от английского выражения «Not in Employment, Education or Training»). В 1999 г. термин NEET был впервые использован в официальных документах — в Докладе Правительства Великобритании, посвященном проблемам молодых людей в возрасте 16-18 лет[2].

С 2000-х гг. понятие NEET широко используется в научной литературе, а также в аналитических и программных документах международных организаций (ЕС, ОЭСР, МОТ) для анализа и характеристики социально-экономического положения молодежи. Так, в Европейской стратегии 2020 и разработанной на её основе программе «Молодежь в движении» обращается особое внимание на необходимость решения проблем интеграции молодых людей в рынок труда и образование, а уровень NEET признается одним из двух ключевых показателей, характеризующих положение молодежи (наряду с уровнем безработицы)[3].

В 2010 г. Евростатом было принято стандартизированное определение NEET и разработана методология статистического расчета его уровня. К группе NEET относятся молодые люди в возрасте 15-24 лет, которые являются безработными или экономически неактивными и при этом не учатся и не охвачены профессиональной подготовкой/переподготовкой. Уровень NEET рассчитывается как доля названной выше группы в общей численности молодежи в возрасте 15 — 24 лет[4]. Для более детального анализа Евростат рекомендует рассчитывать этот показатель по половым, возрастным (15-19 лет, 20-24 года, 18-24 года, а также 25-29 и 15-29 лет[5]) и образовательным группам, а также по группам по статусу на рынке труда (так называемые показатели NEET-безработицы и NEET-экономической неактивности). Для определения уровня NEET используются данные национальных обследований рабочей силы. Необходимо подчеркнуть, что показатели NEET-безработицы и NEET-экономической неактивности отличаются от показателей, используемых для измерения уровней безработицы и экономической неактивности по методологии МОТ. Уровень NEET-безработицы — это отношение численности безработных в возрасте 15-24 лет к численности всего населения данного возраста, а не к числу экономического активного населения (как в случае с уровнем безработицы по МОТ). При расчетах уровня NEET-экономической неактивности учитывается не всё экономическое неактивное население (как при определении традиционного показателя), а только те, кто не участвует в обучении и переподготовке.

Цель работы — оценить уровень NEET в России, выявить основные характеристики NEET-молодежи, построить её типологию, определить факторы, увеличивающие риски попадания в данную группу. Эмпирической основой исследования выступают данные Обследования населения по проблемам занятости (ОНПЗ) за 2014 г.[6] Обратим внимание, что такой анализ на репрезентативных данных по российской молодежи в возрасте 15-24 лет выполнен впервые.

Уровень NEET. По данным ОНПЗ в 2014 г. в России численность молодежи в возрасте 15-24 лет составила 18,0 млн. человек. Из них более половины (9,6 млн, или 53,6%) были учащимися или студентами, треть (6,0 млн, или 33,4%) являлись занятыми, 2,3 млн. (13,0%) относились к категории NEET. Иначе говоря, каждый восьмой россиянин в возрасте 15-24 лет находится вне сферы занятости и образования, т.е. не работает и не учится.

Уровень NEET имеет существенную дифференциацию по половозрастным группам молодежи (табл. 1). Доля тех, кто не работает и не учится, среди девушек в полтора раза выше, чем среди юношей (15,5 и 10,4% соответственно). Различия между юношами и девушками определяются исключительно дифференциацией показателей NEET в группе 20-24-летних, в то время как в «младшей» возрастной группе показатели NEET совпадают. Уровень NEET среди 20-24-летних почти в три раза превосходит этот показатель среди 15-19-летних (17,4 и 6,3%).

Таблица 1. Уровень NEET по половозрастным группам молодежи (в %)

В России уровень NEET-безработицы составил в 2014 г. 5,3%, NEET-экономической неактивности — 7,7%, то есть около 40% молодого населения в возрасте 15-24 лет, включенного в группу NEET, являются безработными, 60% относятся к экономически неактивным и не участвуют ни в каких формах обучения. Безработица имеет выраженную возрастную окраску: она свойственна главным образом более «взрослой» молодежи в возрасте 20-24 лет, среди которых 7,3% не имеют работы, что почти в 3,5 раза больше аналогичного показателя для 15-19-летних. Уровни же безработицы среди юношей и девушек практически совпадают. В отличие от безработицы NEET- экономическую неактивность отличает выраженная гендерная специфика: это преимущественно «женский» феномен. Уровень NEET-неактивности для женщин составляет 10,7%, для мужчин он в 2,3 раза меньше — 4,7%. Подчеркнем, что ярко выраженная гендерная окраска экономической неактивности проявляется только в более старшей возрастной группе. Если среди юношей и девушек 15-19 лет уровни NEET-неактивности равны, то среди 20-24-летних разрыв достигает почти 10 п.п. (5,2 и 15,1% соответственно). В целом именно в группе 20-24-летних женщин уровень NEET является максимальным, составляя 21,7%, то есть каждая пятая молодая 20-24-летняя россиянка не работает и не учится.

Социально-демографические характеристики NEET-молодежи. Сравним данные об основных социально-демографических характеристиках работающей, учащейся и NEET-молодежи в возрасте 15-24 лет (табл. 2).

Таблица 2. Социально-демографические характеристики работающей, обучающейся и NEET-молодежи (% по столбцу)

Большая часть (80,9%) NEET-молодежи относится к группе 20-24-летних. Треть состоит в браке. Две трети проживает в городских поселениях. Более половины (55,9%) NEET-молодежи закончили только среднюю (полную или неполную) школу и не имеют никакого профессионального образования. По сравнению с занятыми и учащимися среди NEET-молодежи выше доля женщин и проживающих в сельской местности. NEET-молодежь чаще состоит в браке, чем её работающие сверстники.

Особое внимание следует обратить на то, что уровень образования молодых людей из анализируемой группы существенно ниже, чем у работающих молодых людей[7]. Доля имеющих какое-либо профессиональное образование среди NEET-молодежи в полтора раза меньше, чем среди её работающих сверстников (44,2 и 67,1% соответственно). Каждый шестой (17,3%) незанятый молодой человек имеет образование не выше общего среднего, что втрое превосходит аналогичный показатель среди работающих.

Для молодежи, которая не работает и не учится, характерна повышенная доля лиц, завершивших обучение с низким уровнем образования[8]: среди NEET-молодежи, не входящей в рабочую силу, таковых 16,8%, среди безработных — 9,4%, в то время как среди их занятых сверстников — только 4,8%. По этому показателю имеются существенные гендерные различия. Каждый шестой (17,4%) NEET юноша прекратил обучение на уровне не выше основного общего образования, среди девушек — их в полтора раза меньше (11,2%). Особо велика эта категория в группе экономически неактивных молодых мужчин, среди которых четверть (25,8%), завершила обучение на уровне неполной средней школы. В целом вероятность попадания в группу NEET-молодежи у выпускников вузов и техников в 2,5 раза меньше по сравнению с теми, кто окончил только неполную среднюю школу.

Почти три четверти (71,7%) NEET-молодежи не имеет никакого опыта работы, а трудовой стаж ранее работавших весьма непродолжителен. Около половины (46,3%) из этой группы трудилось на последнем месте работы менее полугода. Отметим также ещё одну особенность прошлой занятости молодежи, исключенной из рынка труда и образования — повышенную долю работавших по найму у физических лиц и индивидуальных предпринимателей, то есть занятых в неформальном секторе. Так, было трудоустроено более четверти (27,6%) NEET- молодежи, в то время как среди занятых сверстников в полтора раза меньше (17,4%). Структура занятий ранее работавшей NEET- молодежи смещена в сторону рабочих мест, не требующих высокого уровня образования и квалификации. Треть из них (34,5%) занимали на последнем месте работы позиции работников сферы обслуживания, ЖКХ и торговли, пятая часть (18,5%) — неквалифицированных рабочих, только 6,4% были специалистами высшего уровня квалификации. Среди работающих 15-24-летних работников сферы обслуживания и неквалифицированных рабочих в полтора раза меньше (20,6 и 12,2% соответственно), а специалистов — в 2,5 раза больше (16%). Такая смещенность рабочих мест сохраняется и при контроле уровня образования. Таким образом, для большинства NEET- молодежи характерен незавершенный переход «учеба-работа». Те же, кто имеет некоторый трудовой опыт, нередко приобретают его на «плохих» рабочих местах, не предполагающих стабильные трудовые отношения, повышения квалификации, профессионального роста, содержательного труда.

Типология NEET-молодежи. NEET-молодежь — это неоднородная по своему составу группа. В ней обычно выделяют две подгруппы: безработных и экономически неактивных. В составе последних в зависимости от причин неучастия в рабочей силе различают: занятых ведением домашнего хозяйства, уходом за детьми и другими членами семьи; имеющих проблемы со здоровьем; отчаявшихся найти работу, то есть тех, кто хотят и готовы работать, но прекратили её поиск, так как полагают, что не смогут найти работу; не имеющих необходимости работать (независимо от источника дохода)[9]. Дизайн анкеты ОНПЗ позволяет выделить наряду с названными выше ещё одну подгруппу «нашедших работу и имеющих договоренность с работодателем о её начале, ожидающих ответа работодателя или начало сезона».

В составе российской NEET-молодежи 40,8% были безработными, 29,1% занимались ведением домашнего хозяйства и уходом за детьми, 7,4% имели проблемы со здоровьем. К сожалению, анкета ОНПЗ не позволяет идентифицировать причину экономической неактивности для 20,2% молодых людей в возрасте 15-24 лет, которые условно названы «другие»[10]. За усредненными данными скрываются существенные гендерные различия. Среди юношей, не включенных в занятость и образование, более половины (54,9%) являются безработными, каждый четвертый (27,6%) относится к категории «другие», 10,6% имеют проблемы со здоровьем. Среди женщин самой представительной группой выступают занятые ведением домашнего хозяйства и уходом за детьми (47% по сравнению с 3,6% у мужчин), почти каждая третья (31,1%) не имеет работы, 15% относятся к группе «другие». Удельный вес имеющих проблемы со здоровьем среди NEET женщин вдвое меньше, чем среди молодых мужчин — 5,2%.

Выделенные подгруппы NEET-молодежи имеют как общие, так и различные черты (табл. 3). Во всех преобладает молодежь 20-24 лет. Подавляющее большинство не имеет никакого профессионального образования. Почти три четверти NEET-молодежи никогда не работало, и, соответственно, не имеет никакого трудового опыта. В составе всех групп (за исключением занятых выполнением домашних обязанностей и уходом за детьми) преобладают мужчины (55-59%) и лица, никогда не состоявшие в браке (77-90%).

Таблица 3. Характеристики подгрупп NEET-молодежи

Занятые ведением домашнего хозяйства и уходом за детьми являются практически полностью женской подгруппой (около 95% женщины) и самой старшей по возрасту. Они несколько чаще живут в городах. Среди них три четверти состоят в браке, что в 4 и более раз превосходит уровень брачности в других подгруппах.

Среди безработных и нашедших работу выше, чем в других подгруппах NEET-молодежи, доля имеющих опыт работы. Кроме того, их отличает и более высокий на фоне остальных категорий NEET образовательный уровень.

Самой неустроенной является подгруппа NEET-молодежи, имеющая проблемы со здоровьем. Прежде всего, обращает на себя внимание их крайне низкий уровень образования. Более половины из них (58,5%) окончили только неполную среднюю школу, что в 2,5 и более раз превосходит долю лиц с таким образованием в остальных подгруппах NEET-молодежи. Только 6% смогли получить среднее или высшее профессиональное образование. В этой подгруппе максимальная доля не имеющих опыта работа — почти 93%. Иначе говоря, молодые люди, имеющие проблемы со здоровьем, практически полностью исключены из сферы занятости и имеют весьма ограниченные возможности для получения профессионального образования.

Продолжительность периода незанятости выступает одной из ключевых характеристик NEET-молодежи. Исследования показывают, что с увеличением периода незанятости сокращается вероятность выхода на рынок труда и начала трудовой деятельности[11].

Средняя продолжительность незанятости составила 2,5 года[12]. Наиболее сильными дифференцирующими признаками, влияющими на этот показатель, являются наличие трудового опыта и уровень образования. Так, у NEET-молодежи, имеющей опыт работы, продолжительность периода незанятости составила 1,1 года, что почти в 3 раза меньше, чем у её никогда не работавших сверстников (3,1 года).

С ростом уровня образования длительность периода незанятости сокращается (табл. 4). Если NEET-молодежь, получившая высшее образование, в среднем является незанятой один год, то её сверстники, окончившие полную среднюю школу, втрое дольше, а те, кто имеет основное общее образование — вчетверо (4 года).

Таблица 4. Продолжительность периода незанятости по подгруппам NEET-молодежи и уровням образования (лет)

Продолжительность незанятости дифференцирована по выделенным ранее подгруппам NEET-молодежи. Она минимальна — не превышает 2-х лет — у нашедших работу и безработных[13]. Дольше всех находится в состоянии незанятости молодежь, имеющая проблемы со здоровьем — более 4-х лет.

Желание работать, поиск работы и готовность приступить к ней являются важными показателями возможной интеграции в рынок труда лиц, находящихся вне состава рабочей силы, в т.ч. и NEET-молодежи. Так, по данным британских ученых, вероятность перехода из экономической неактивности в занятость для ищущих работу приблизительно в 5 раз больше по сравнению с теми экономически неактивными, кто не был занят поиском работы, а только выражал готовность приступить к ней[14].

Желание работать среди экономически неактивной NEET-молодежи выражено слабо (табл. 5). В самых многочисленных подгруппах молодежи, находящихся вне рабочей силы — среди выполняющих домашние обязанности, имеющих проблемы со здоровьем и категории «другие» — доля желающих работать не превышает 20-28%.

Таблица 5. Желание, готовность и поиск работы среди отдельных подгрупп NEET-молодежи (в %)

Только каждый десятый молодой человек из числа желающих работать занимался её поисками. Вполне объяснимо, что доля ищущих работу минимальна среди отчаявшихся, а также уже нашедших рабочее место/ожидающих начала сезона (не более 4%). Очевидно, что первые не ищут работу, поскольку считают, что имеют чрезвычайно низкие шансы найти себе какое-либо рабочее место, вторые — его уже нашли. Однако и среди занятых выполнением домашних обязанностей, и среди имеющих проблемы со здоровьем доля осуществляющих какие-либо действия по поиску работы тоже невелика (6,8 и 13,2% соответственно).

По сравнению с активным поиском работы пассивную готовность приступить к ней демонстрирует втрое большая доля экономически неактивной NEET-молодежи. Как и поиск работы, готовность приступить к ней дифференцирована. Она максимальна среди отчаявшихся и нашедших работу и значительно ниже в других подгруппах NEET-молодежи.

В октябре 2013 г. на XIX Международной конференции статистиков труда для оценки недоиспользования рабочей силы было введено понятие «потенциальная рабочая сила», под которой понимаются «незанятые лица, выражающие заинтересованность в данной форме трудовой деятельности, однако существующие условия ограничивают их активные поиски работы и/или их готовность приступить к работе»[15]. Потенциальная рабочая сила включает в себя лиц, которые «(a) предпринимали действия «в поисках работы», были «не готовы приступить к работе в настоящий момент», однако будут готовы приступить к работе в течение короткого последующего периода…; (b) не предпринимали действий «в поисках работы», однако хотели работать и были «готовы приступить к работе в настоящий момент»»[16]. По нашим расчетам, только 8% экономически неактивной NEET-молодежи можно отнести к потенциальной рабочей силе. Причем если среди отчаявшихся и нашедших работу доля потенциальной рабочей силы достигает 70%, то среди имеющих проблемы со здоровьем она всего лишь 4,5%, а среди выполняющих домашние обязанности — 3%.

Выводы. В России каждый восьмой молодой человек в возрасте 15 — 24 лет не работает и не учится, то есть относится к NEET-молодежи. Основными факторами, существенно увеличивающими вероятность попадания в эту группу и удлиняющими продолжительность периода незанятости, являются низкий уровень образования (не выше среднего общего) и отсутствие опыта работы. Для большинства NEET- молодежи характерен незавершенный переход «учеба-работа». Те же, кто имеет трудовой опыт, причем весьма небольшой по продолжительности, нередко приобретают его на «плохих» нестабильных неквалифицированных рабочих местах. Особую группу риска образует молодежь, имеющая проблемы со здоровьем, которая практически полностью исключена из сферы занятости и имеет весьма ограниченные возможности для получения профессионального образования. Следует признать, что трудовой потенциал экономически неактивной российской NEET-молодежи является низким. По методологии МОТ только десятая часть молодых людей из этой группы может быть отнесена к потенциальной рабочей силе. Таким образом, актуальной является разработка специальных программ, предполагающих расширение возможностей для получения профессионального образования, прохождения переобучения и последующего трудоустройства для данной группы молодежи.

[1] Варшавская Елена Яковлевна — доктор экономических наук, профессор кафедры управления человеческими ресурсами Национального исследовательского университета «Высшая школа экономики», Москва. 
[2] Bridging the gap: New opportunities for 16 — 18 year olds not in education, employment or training. Report by the Social Exclusion Unit. July 1999. URL: http://dera.ioe.ac.Uk/15119/2/bridging-the-gap.pdf (дата обращения: 25.12.2015) 
[3] Europe 2020: a strategy for smart, sustainable and inclusive growth. European Commission. Brussels, 2010; Youth on the move. Luxembourg, Publications Office of the European Union, 2010. 
[4] Youth neither in employment nor education and training (NEET). Presentation of data for the 27 Member States. European Commission, EMCO Contribution. 2011: 2-3 
[5] Расширение возрастных границ, используемых для расчета показателей NEET, обусловлено, главным образом, удлинением времени получения образования, в результате чего во многих европейских странах молодые люди заканчивают обучение в возрасте 24 лет и старше и, соответственно, переход «учеба-работа» происходит уже после 24 лет. 
[6] ОНПЗ проводится Росстатом с целью сбора информации о состоянии рынка труда и занятости с 1992 г, в т.ч. с сентября 2009 г ежемесячно. Респондентами выступают лица в возрасте 15-72 лет. Каждый месяц опрашивается около 70 тыс. человек. Выборка производится путем двухступенчатого стратифицированного систематического отбора домашних хозяйств, в которых осуществляется опрос лиц в указанном возрасте. 
[7] Считаем корректным сравнивать уровень образования NEET-молодежи только с её работающими сверстниками, поскольку в отличие от учащихся и студентов эти две группы уже завершили процесс обучения. 
[8] Доля молодежи, завершившей обучение с низким уровнем образования (так называемые, early school-leaving), рассчитывается как отношение числа лиц в возрасте 18-24 лет с образованием не выше основного общего (уровни 0-2 по МСКО-2011), которые прекратили обучение, к общей численности 18-24-летней возрастной группы. 
[9] NEETs — Young people not in employment, education or training: Characteristics, costs and policy responses in Europe. Report by Eurofound. Luxembourg, Publications Office of the European Union, 2012; Young people not in employment, education or training (NEET). An overview in ETF partner countries. European Training Foundation, 2015. URL: http://www.etf.europa.eu/web.nsf/pages/NEET_ETF_partner_countries (дата обращения: 23.01.2016).:10 — 11 
[10] Значительная доля выбравших вариант «другое» при ответе на вопрос о причинах экономической неактивности говорит о необходимости совершенствования анкеты ОНПЗ. 
[11] Варшавская Е.Я. Успешность перехода «учеба-работа»: для кого дорога легче? // Социологические исследования. 2016. N 2. С. 39–46; Quintini G., Manfredi T. Going Separate Ways? School-to-Work Transitions in the United States and Europe // OECD Social, Employment and Migration Working Papers. 2009. No. 90; Wolbers M. Patterns of Labour Market Entry. A Comparative Perspective on School-to-Work Transitions in 11 European Countries // Acta Sociologica. 2007. Vol. 50(3). P. 189-210. 
[12] Длительность периода незанятости для молодежи, не имеющей опыта работа, рассчитывалась как разность между годом проведения опроса (2014) и годом окончания учебного заведения. Оценка продолжительности незанятости для тех, кто ранее имел оплачиваемую работу или иное доходное занятие, производилась на основе ответа на вопрос «Как давно вы оставили работу?» 
[13] Статус респондента и, соответственно, его отнесение к той или иной категории NEET определяется на момент опроса. В течение периода незанятости молодой человек мог перейти из одной категории NEET в другую (например, молодая женщина могла перестать выполнять семейные обязанности по уходу за детьми и стать безработной или наоборот), сохраняя в целом принадлежность к NEET-молодежи. 
[14] Mclntyre A. People Leaving Economic Inactivity: Characteristics and Flows // Labour Market trends. 2002. April. Vol. 110(4). P. 187-194. 
[15] Резолюция о статистике трудовой деятельности, занятости и недоиспользования рабочей силы. МОТ, 2013): 11. URL: http://www.gks.ru/metod/resol.pdf (дата обращения: 15.01.2016). 
[16]Там же, с. 14

http://demoscope.ru/weekly/2017/0729/analit02.php