Милич Д. И.

член Союза криминалистов и криминологов (Сербия)

ассистент – доктор юридических наук

Юридический факультет Новосадского университета 

О некоторых вопросах уголовно-правового и административно-правового регулирования прекращения распространения инфекционного заболевания COVID-19 в Республике Сербия

В целях прекращения распространения инфекционного заболевания административно-уголовное право также регулируется таким образом, что определённые поведения, которыми прекращается распространение и передача инфекционного заболевания, класифицируются как уголовные преступления или административные правонарушения. Административно-уголовное право используется как крайная мера, только тогда, когда другими мерами, предусмотренными «положениями неуголовных нормативных правовых актов» не достигается определённая цель. Речь идёт о правонарушениях, которые, как правило, становятся актуальными только тогда, когда в стране объявляется эпидемия инфекционного заболевания, например, сейчас актуальная эпидемия инфекционного заболевания COVID-19.

В связи с прекращением распространения инфекционного заболевания в Уголовном кодексе РС[1] (далее УК) предусмотрено, прежде всего, уголовное дело ,,Нарушение санитарных норм во время эпидемии“ (ст. 248): лицо, которое во время эпидемии любого инфекционного заболевания, не действует согласно постановлениям, решениям и приказам, определяющим меры по пресечению или прекращению эпидемии, подвергается штрафу или наказанию лишением свободы на срок до трёх лет. Это преступление может быть инкриминировано только во время эпидемии. В связи с этим 19 марта 2020 года в Республике Сербия была объявлена ​​эпидемия инфекционного заболевания COVID-19. С этого дня существует возможность инкриминирования этого преступления. В связи с распространением инфекционного заболевания УК предусмотрено уголовное преступление ,,Передача инфкеционного заболевания“ (ст. 249), которая гласит следующее: лицо, не действующее согласно постановлениям, решениям или приказам о пресечении или прекращении инфекционных заболеваний, наказывается лишением свободы на срок до трех лет. Для идентификации этого преступления не нужно объявлять эпидемию.

В связи с COVID-19, в РС стало актуальным уголовное дело ,,Несоблюдение санитарных норм во время эпидемии“, которое совершается в случае, когда не соблюдаются ,,санитарные нормы“. Это могут быть те нормы, которые уже существуют, или, нормы которые приняты именно для прекращения конкретного инфекционного заболевания. Во время эпидемии инфекционного заболевания COVID-19 в РС комптентными органами были приняты многочисленные акты с целью прекращения распространения заболевания COVID-19.

В РС были приняты постановления, которые применяются (или применялись — те, которые больше не действуют) ко всем лицам в РС, но были также и те, которые применялись только к определенным группам лиц. Эти постановления менялись и дополнялись практически ежедневно, в зависимости от оцениваемой эпидемиологической ситуации. Например, только во время чрезвычайного положения (чрезвычайное положение в РС было объявлено 15 марта 2020 г. и продлилось до 6 мая 2020 г.) правительство РС с подписью президента РС приняло 44 постановления. Следует особо отметить, что местные штабы по чрезвычайным ситуациям приняли свои решения, действующие на территории муниципалитета.

Например, в Сербии был введен комендантский час, государственная граница была закрыта, общественный транспорт был отменен, гостиничные объекты и рынки были закрыты, рабочее время магазинов было ограничено, посещения лиц, лишенных свободы, были запрещены и т.п.. Учитывая эпидемиологическую ситуацию в стране, можно сказать, что большая часть введенных мер была введена вполне оправдано. Однако, одной из основных проблем в РС было определение того, что именно должно быть включено в санитарные нормы, по причинам того, что во время эпидемии, особенно во время комендантского часа, было принято большое количество постановлений различной юридической силы. Были также приняты постановления, противоречащие Конституции РС[2] и законам РС, регулирующим жизнь населения РС ,,чрезвычайным образом“. Большой проблемой является тот факт, что определённые решения, особенно те, которые были приняты штабом по чрезвычайным ситуациям, не публиковались в Официальном вестнике, но эти решения обычно размещались на веб-сайтах местных органов власти без подписей и печатей, или о них узнавали в СМИ. Тот, кто нарушает такие постановления, может совершить уголовное преступление или правонарушение (проступок), но наказание лица за несоблюдение постановления, противоречащего Конституции и законам, принятого неуполномоченным органом, неоправдано с юридической точки зрения. Итак, если правительство принимает постановления, противоречащего Конституции и законам, тогда вызывают сомнения наказания граждан на основании таких постановлений. С другой стороны, на практике было много случаев, когда граждане несли на себе последствия таких принятых постановлений, что заслуживает критики.

По большому количеству введенных мер предусмотрена административная ответственность (теперь в РС актуален проступок, когда гражданин не надевает в общественном месте маску). Проступки — это разновидность правонарушений в РС, за которые могут быть наложены строгие административные санкции. В некоторых случаях административная ответственность для правонарушителя может быть строже, чем уголовная ответственность[3]. В соответствии с Законом о проступках[4], максимальный тюремный срок, который может быть назначен  за совершенный проступок – это тюремное заключение на срок 60 дней. Кроме того, наказание в виде штрафа может быть достаточно большим (например, физическое лицо может быть оштрафовано на сумму до 150 000 динаров). Также, каждый осужденный за проступок вносится в реестр санкций (проступков), в котором он находится, как правило, в течение 4 лет.

Для каждого оштрафованного лица, не уплатившего штраф в установленный срок, штраф заменяется, прежде всего, тюремным заключением, причём один день лишения свободы назначается за каждые 1000 динаров неуплаченного штрафа. Однако, срок заключения не может превышать 60 дней. Если вся сумма штрафа не может быть заменена лишением свободы (если наложен штраф более 60 тысяч), то взыскивается оставшаяся часть штрафа. Наказание за проступок в некоторых случаях может быть препятствием для осуществления определенных прав (например, трудоустройства, получения лицензии на оружие и т.д.

Хотя каждая мера, направленная на прекращение распространения инфекционного заболевания, затрагивала более менее всех или только определенную группу людей, для целей настоящего доклада кажется оправданным, что можно выделить две меры, поскольку они являются одними из первых, введенных по причине прекращения распространения COVID-19. Также это меры, введение которых было юридически спорным, поскольку при их введении не нарушались конституционные права граждан.

А) Комендантский час. Одной из мер, введенной с целью прекращения распространения инфекционного заболевания, является так называемый комендантский час. Хотя он был введен не в соответетствии с Конституцией (это позже было сделано), оказалось, что комендантский час был самой строгой мерой, от которой пострадали все жители РС. Правила, запрещающие гражданам находиться в общественных местах, менялись почти ежедневно. Непонятно, действовали бы граждане в соответствии с запретом на передвижение и в какой степени, если бы за этот запрет не была предусмотрена уголовная ответственность. В связи с уголовно-административной ответственностью правила изменились, потому что в начале введения комендантского часа  его нарушение квалифицировалось как уголовное преступление, а через несколько дней после его введения – также как проступок. За нарушение был назначен штраф от 50 до 150 тысяч динаров. Однако в самом акте, в котором был установлен комендантский час, предполагалось, что лицо, нарушившее комендантский час, также может быть привлечено к уголовной ответственности за уголовное дело — несоблюдение санитарных правил во время эпидемии. Такое решение, предусмотренное чрезвычайными постановлениями, не соответствовало Конституции РС и законам, а также международным документам, поскольку был забыт принцип ne bis in idem. Немалое количество лиц было серьёзно оштрафовано за проступки.

Б) Обязательный карантин. Немалое количество людей в Сербии было на карантине на определенный период времени. Лица, въехавшие в РС (в определенный период времени), должны были находиться на карантине (самоизоляции в своей квартире) определенное количество дней. На практике возникла проблема, заключающаяся в том, что этим лицам не было вручено устное или письменное решение о том, что они помещены в карантин — что заслуживает критики органов, которые действовали таким образом. В связи с этим, определённое количетво лиц нарушило карантин, не подозревая, что к ним применена эта мера. Нарушение меры самоизоляции является уголовным преступлением ,,Несоблюдение санитарных норм во время эпидемии“. Как правило, каждого лица, нарушившего самоизоляцию, суд приказал задержать. Для этих лиц были сформированы три отдельных спецприемника, в которых проводилась мера задержания.

Кроме того, во время чрезвычайного положения существовала вероятность того, что обвиняемый, который находится под стражей (за любое уголовное преступление) в суде первой инстанции, не будет физически присутствовать на основном судебном заседании, а будет участвовать с помощью технических средств для передачи звука и изображения. Такое решение также не соответствовало Конституции и законам.

Разумеется, что определенные типы поведения, которые приводят к распространению инфекционного заболевания, следует назначать в качестве уголовных преступлений. Однако, проблема возникает в связи с тем, какое поведение следует квалифицировать как уголовное преступление, а какое – как административное правонарушение. Это должно зависеть от того, насколько общественно опасным является конкретное поведение, поэтому общественно опасные действия квалифицируются как уголовные преступления, а менее общественно опасные – как административные правонарушения. Однако законодатели это не учитывали, когда речь идёт об уголовных преступлениях, связанных с COVID-19. Также, проблема заключается в том, что правовая безопасность в уголовно-административном праве РС в отношении этих правонарушений находится на низком уровне. Административный процесс за нарушение комендантского часа прекращался, как правило, без установления каких-либо обстоятельств, связанных с личностью преступника[5].

Может возникнуть вопрос об ответственности тех, кто принимал решения, не соответствующие Kонституции и закону. Все те, кому был причинен определенный ущерб в результате незаконного наказания, имеют право требовать возмещения ущерба. Итак, несмотря на то, что объявлена ​​эпидемия инфекционного заболевания, необходимо стараться, чтобы постановления принимались в соответствии с Конституцией и законом, чтобы не возникало необходимости государству компенсировать причинённый гражданам ущерб.

С полным текстом можно ознакомиться в: Сборник материалов Второй заочной международной научно-практической конференции «Актуальные вопросы борьбы с преступностью» // Кафедра криминалистики юридического факультета МГУ имени М.В. Ломоносова. Москва, 2020. С. 69-73.

Олег Барабанов, Антон Беспалов, Ксения Ибрагимова, Василий Колташов, Дмитрий Полетаев, Екатерина Саворская

Социальное измерение глобального всеобщего достояния

Термин «глобальное всеобщее достояние», или Global Commons, едва появившись, сразу получил многозначное толкование. В узком смысле слова под ним понимается окружающая среда. Согласно другой версии, он включает в себя и социальное общее достояние человеческого общества: доступ к здравоохранению, пищевой корзине, комфортной городской и общественной среде и так далее. А в самой радикальной и глобальной трактовке одним из его компонентов является и планетарное единство человеческого рода. Авторы доклада раскрывают социальное измерение Global Commons.Мир находится в режиме новой трансформации. В последнее десятилетие глобальное всеобщее достояние обсуждается как в формате ООН в контексте Целей устойчивого развития, так и на различных международных площадках. На XIV Ежегодном заседании Международного дискуссионного клуба «Валдай» в октябре 2017 года была проведена целая серия сессий на эти темы («Конфликт человека и природы», «Конфликт богатых и бедных», «Конфликт прогресса и гуманизма»).

Деконструкция мирового политического порядка сопровождается серьёзной деформацией социальных систем глобализации. Новые противоречивые, а то и провокационные установки общественного восприятия глобального всеобщего достояния становятся вызовом не только старому порядку отношений элит и общества в смысле l’ancien régime, но и традиционному восприятию суверенитета и институту государства в целом.

Экономическая поляризация мира между старыми и новыми центрами приводит к тому, что разделяемого всеми консенсуса, который именно и является действительно «глобальным всеобщим достоянием», так и не наблюдается, и в результате мы всё чаще видим противоречащие друг другу стратегии мирового развития.

Подходы к восприятию социального глобального всеобщего достояния человечества сложны и противоречивы. Более того, эти несоответствия уже стали причиной серьёзных конфликтов. В их основе по-прежнему лежит проблема мирового неравенства во всех её измерениях. Без её эффективного решения любые разговоры о глобальном всеобщем достоянии останутся лишь утопией или невыполнимыми благими пожеланиями.

Приведёт ли всё это к всплеску новых разноуровневых глобальных конфликтов (общества против элит, бедных против богатых, Юга против Севера и иных)? Этот риторический вопрос может серьёзно дополнить картину «типичных» геополитических конфликтов в мире будущего после слома старого порядка.

https://ru.valdaiclub.com/a/reports/sotsialnoe-izmerenie-globalnogo-dostoyaniya/

Полный текст Доклада ищите в Библиотеке Союза криминалистов и криминологов (раздел сайта)

Конягин Роман Александрович

секретарь Саратовского филиала Союза криминалистов и криминологов

Феномен очевидности и неопределенности объективистского подхода к пониманию состава преступления через призму взглядов ученых конца 19 – начала 21 века

Введение

Представители объективистского подхода рассматри­вают состав преступления, наряду с преступлением, в качестве явления объективной реальности, имеющего пространственно-временные границы. Как система, со­став преступления состоит из элементов и признаков, образующих структуру конкретного преступного дея­ния.

Объективистский подход в трудах авторов дореволюционного периода

Истоки объективистского подхода представляется возможным усмотреть еще в работах «классиков» уго­ловного права, которые указывали на преступное дей­ствие в качестве основного содержания состава пре­ступления. Например, Л.С. Белогриц-Котляревский по­лагал, что состав преступления — это система признаков, характеризующих совершенное преступле­ние с внутренней и внешней стороны [Белогриц-Котля­ревский, 1903: 105]. Также, Н.С. Таганцев писал, что преступное деяние является жизненным отношением и совмещает в себе систему признаков (состав преступ­ления), позволяющих признать его уголовно-наказуе­мой неправдой [Таганцев, 2001: 423].

«Объективизм» состава преступления на советском и постсоветском пространстве

Основное развитие объективистский подход к пони­манию состава преступления получил в исследованиях советского периода.

По мнению А.Н. Трайнина, поскольку в системе соци­алистического уголовного права состав преступления строится на базе материально-формального понятия преступления, исходным началом при его формирова­нии следует считать те признаки, которые образуют структуру общественно-опасного деяния.

Автор определял состав преступления как совокуп­ность объективной и субъективной подсистем элемен­тов и признаков, характеризующих общественно опас­ное деяние в качестве преступления [Трайнин, 1957: 52-53, 59-60]. А.Н. Трайнин подчеркивал, что состав преступления один и не может быть разделен на два вида — общий и конкретный. Есть состав конкретного преступления (совокупность конструктивных составля­ющих преступления как единичного совершенного дея­ния), при наличии которого неизменно возникает осно­вание уголовной ответственности, и есть общее поня­тие о нем [Трайнин, 1951: 135-136]. Также ученый отмечал, что общественная опасность — это основное свойство, определяющее сущность каждого состава преступления, которое находит свою реализацию во всех его элементах и признаках. В тех случаях, когда преступление в силу малозначительности утрачивает признак общественной опасности, то из него исключа­ется и состав преступления [Трайнин, 1957: 59, 68].

В качестве единственного основания уголовной от­ветственности, состоящего из соответствующих зако­нодательному описанию и определяющих обществен­ную опасность деяния фактических признаков, рас­сматривал состав преступления А.Б. Сахаров [Сахаров, 1952: 30-32].

Схожее понимание предлагал Н.Д. Дурманов, кото­рый указывал, что состав преступления характеризует совершенное деяние с позиции всех признаков пре­ступления, в том числе — общественной опасности [Дур­манов, 1962: 93].

Наиболее системное изложение объективистского подхода к пониманию состава преступления представ­лено в исследованиях Н.Ф. Кузнецовой. Она отмечала, что уголовно-правовая природа состава преступления — это существующая в объективной реальности система конструктивных составляющих деяния (признаков со­става преступления), которая образует его обществен­ную опасность и подлежит закреплению в диспозиции уголовно-правовой нормы. Наряду с преступлением, состав преступления представляет собой и реальное явление, и правовую категорию [Кузнецова, 2007: 11]. Так, общественная опасность охватывается объектив­ной стороной состава преступления. Уголовная проти­воправность находится за пределами состава преступ­ления и получает свое выражение при описании эле­ментов и признаков состава преступления в диспозициях уголовно-правовых норм. Основная функ­ция состава преступления — выступать основанием уго­ловной ответственности, что обусловлено системной структурой его элементов и признаков [Кузнецова, 2003: 331].

Н.Ф. Кузнецова указывала, что при анализе состава преступления в понимании, предлагаемом представи­телями нормативистского подхода, возникает противо­речие концепции систем и гносеологии: отдельные эле­менты и признаки рассматриваются в качестве явлений объективной реальности, а объединяющая их катего­рия считается описанной в законодательстве абстрак­цией.

Также она критиковала положение, согласно кото­рому понимаемый в нормативном смысле состав пре­ступления представляет собой содержание формаль­ного признака преступления — противоправности. В та­ком случае социальная сущность исключается из состава преступления, и он оказывается тождественен предусмотренному в уголовном законе описанию, т.е. диспозиции уголовно-правовой нормы [Кузнецова, 2007: 10].

В рамках концепции состава преступления, представ­ленной в работах Н.Ф. Кузнецовой, остается не уста­новленным значение уголовного закона применительно к категории состава преступления. Из процитированных выше положений следует, что, во-первых, признаки со­става преступления предусмотрены в диспозиции уголовно-правовой нормы (как результат криминализа­ции), и, во-вторых, такой признак преступления, как про­тивоправность, находится за пределами состава пре­ступления. В результате, один тезис явно противоречит другому.

Схожую с Н.Ф. Кузнецовой позицию относительно по­нимания состава преступления высказывают совре­менные исследователи. Так, Лун Чанхай полагает, что поскольку состав преступления основан на юридиче­ском факте — преступном деянии, а общее понятие пре­ступления имеет формально-материальную конструк­цию, состав преступления — это реальное явление, как и совершенное преступление [Чанхай, 2009: 17, 179, 195]. Н.Е. Крылова приходит к следующим выводам:

по своей семантике, и преступление, и состав пре­ступления — это социально-правовыми явлениями и по­нятиями;

состав преступления является единственным осно­ванием уголовной ответственности, поскольку входя­щие в него элементы и признаки образуют совершен­ное преступление [Крылова, 2012: 26-27, 38-40].

Представленные выше позиции авторов обладают общими чертами, которые образуют основу объекти­вистского подхода к пониманию состава преступления: реальность состава преступления и его признаков; при­знание его единственным основанием уголовной ответ­ственности; распространение общественной опасности на всю систему элементов и признаков состава пре­ступления. Однако, вопрос о роли уголовного закона, и как следствие, соотношении состава преступления с та­ким признаком преступления как противоправность, по­лучил рассмотрение в трудах лишь некоторых ученых и требует дальнейшего исследования.

Так, М.П. Карпушин и В.И. Курляндский считали необ­ходимым разграничивать состава преступления и зако­нодательное понятие о составе конкретного преступле­ния, представляющее собой закрепленную в диспози­ции статьи Особенной части УК РФ систему признаков. При этом, состав преступления в значении деяния, структура которого включает обусловленные уголов­ным законом объективные и субъективные подсистемы признаков, является и основанием возникновения уго­ловного правоотношения, и основанием уголовной от­ветственности [Карпушин, Курляндский, 1974: 168-170, 188-189].

На состава запрещенного законом деяния, как явле­ние, имеющее сугубо нормативную природу, и возника­ющее в процессе закрепления признаков общественно опасного и наказуемого деяния, указывают В.И. Моро­зов и С.Г. Лосев. Состав преступления в собственном смысле, исследователи предлагают рассматривать в качестве юридически значимых признаков уже совер­шенного общественно опасного деяния [Морозов, Ло­сев, 2017: 20].

Объективистский подход к понимаю состава преступления на современном этапе развития науки уголовного права

Основные начала объективистского подхода, пред­ставленные в трудах ученых советского и досоветского периода, получили дальнейшее развитие среди совре­менных исследователей.

Поскольку преступление (конкретный акт человече­ского поведения) оказывается иной реальностью, чем состав преступления (модель, законодательное описа­ние), невозможным осуществление процесса квалифи­кации при нормативистском подходе считал А.А. Тер- Акопов. Ввиду этого, признаки состава преступления, как и система в целом, должны быть закреплены в уго­ловном законе, а также содержатся в акте преступного деяния. Не смотря на это, в качестве основания уголов­ной ответственности ученый рассматривал совершен­ное преступление [Тер-Акопов, 2003: 22, 25].

В.Д. Филимонов тоже придерживается широкого пони­мания основания уголовной ответственности и вклю­чает в него характер и степень общественной опасно­сти совершенного преступления, личность преступ­ника, обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание. Поскольку признаки состава преступления социальны по своей природе, их значение в рамках ос­нования уголовной ответственности отводится структу­рированию характера и степени общественной опасно­сти деяния [Филимонов, 2004: 104, 171-172].

Соотношение состава преступления и общественной опасности, характерное для объективистского подхода, продемонстрировано группой авторов, среди которых А.В. Борбат, Б.Д. Завидов, А.В. Ендольцева, А.И. Ми­левский. Они указывают, что предусмотренное в диспо­зиции уголовно-правовой нормы описание признаков состава преступления не содержит общественной опас­ности, поскольку соответствующее им деяние в силу малозначительности может не обладать рассматрива­емым признаком преступления [Борбат, Завидова, Ен- дольцева, Милевский, 2005: 40].

Также, Н.А. Бабий пришел к выводу о том, что состав преступления объединяет правовое понятие о составе преступления определенного вида и соответствующее ему объективное содержание, которое состоит из эле­ментов, образующих общественно опасное поведение человека [Бабий, 2019: 105-106, 148, 164, 188].

Схожую позицию занимает А.И. Плотников. Он отме­чает, что как признак преступления, общественная опасность выражает сущность состава преступления и содержится во взаимосвязях элементов и признаков его структуры, т.е. в неразрывном единстве объектив­ной и субъективной стороны, которая не может быть установлена в результате формального усмотрения в деянии предусмотренных в уголовном законе призна­ков [Плотников, 2012: 14].

Суждение о том, что состав преступления соответ­ствует общественной опасности, находит свое подтвер­ждение и в работах ученых, занимавшихся специаль­ным исследованием данного признака. На то, что харак­тер общественной опасности содержится в совокупности признаков состава преступления, указы­вали И.А. Солодков [Солодков, 2013: 93], А.М. Гераси­мов [Герасимов, 2018: 53]. При переходе от состава преступления, как системы в целом, к его отдельным элементам и признакам также можно увидеть, что они образуют содержание общественной опасности. Об этом пишет, например, А.М. Ораздурдыев [Ораздур- дыев, 2019: 224].

Феномен объективистского подхода к пониманию состава преступления: концептуальные основы и дискуссионные аспекты

Подводя итог, следует сказать, что основные положе­ния объективистского подхода к пониманию состава преступления, представленные в работах Н.С. Таган- цева, А.Н. Трайнина, А.Б. Сахарова, Н.Ф. Кузнецовой, были положительно восприняты и получили дальней­шее развитие в исследованиях современных авторов.

Концепция объективистского подхода к пониманию состава преступления может быть представлена следу­ющим образом:

состав преступления, элементы и признаки, обра­зующие его структуру, представляют собой явления объективной реальности и содержатся в конкретном со­вершенном преступлении;

преступление и состав преступления могут быть со­отнесены по объему на уровне конкретного явления. Преступление шире собственного состава, и помимо него включает в себя обстоятельства, смягчающие и отягчающие наказание, характеристики личности ви­новного, и другие обстоятельства.

При этом, ряд вопросов не получил своего однознач­ного решения.

Некоторые авторы признавали состав преступления единственным основанием уголовной ответственности (А.Б. Сахаров, Н.Ф. Кузнецова). Однако, представлены позиции, согласно которым таковым выступает не со­став, а преступление, включающее в себя целый ряд обстоятельств помимо состава преступления (А.А. Тер- Акопов, В.Д. Филимонов).

Общественная опасность, как признак преступления, некоторыми авторами распространяется на всю си­стему элементов и признаков состава преступления, другие говорят о том, что данный признак преступления исчерпывается одним из элементов, например, объек­тивной стороной (Н.Ф. Кузнецова).

До конца не установленным остается значение уго­ловного закона применительно к категории состава преступления. Исследователи указывают на то, что си- стема реально существующих элементов и признаков состава преступления соответствует правовому понятию о составе преступления определенного вида (М.П. Кар­пушин, В.И. Курляндский, Н.А. Бабий) или составу за­прещенного законом деяния (В.И. Морозов, С.Г. Лосев). Данные положения не позволяют полностью исключить уголовный закон из природы состава преступления, и, как следствие, вынести противоправность за рамки со­става преступления (на что содержится прямое указа­ние в работах Н.Ф. Кузнецовой).

Вывод

Таким образом, объективистский подход следует при­знать наиболее перспективным направлением в разви­тии общего учения о составе преступления. Его очевид­ность исходит из того, что рассмотрение состава пре­ступления, наряду с преступлением, в качестве однопорядковых категорий, имеющих нормативно-ма­териальную природу, делает возможным осуществле­ние процесса квалификации и признание совершенного деяния преступлением с характерным для него соста­вом. В этой связи, представленные «объективистами» аргументы в части критики нормативистского подхода следует признать наиболее точно отражающими значе­ние и сущность состава преступления, а также способ­ствующими преодолению дуализма в понимании со­става преступления.

Однако, указанные выше противоречия свидетель­ствуют о наличии целого ряда нерешенных вопросов, дискуссия по которым длится с первой половины 20-го столетия. Существование такого рода неопределенно­стей не позволяет констатировать целостность и завер­шенность концепции объективистского подхода к пони­манию состава преступления и требует дальнейшего исследования.

Список литературы:

Бабий Н.А. Учение о структуре и составе преступле­ния: монография. В 2 кн. Кн. 1. Понятие структуры и со­става преступления. — М.: Юрлитинформ, 2019.

Белогриц-Котляревский Л.С. Учебник Русского Уголов­ного права. Часть 1. М.: Южно-русское книгоиздательство Ф.А. Югансона, 1903. Часть 1.

Борбат А.В., Завидов Б.Д., Ендольцева А.В., Милев­ский А.И. Состав преступления как основание уголовной ответственности (проблемные вопросы уголовного права России) /// СПС «КонсультантПлюс», 2005.

Герасимов А.М. Общественная опасность преступле­ния: понятие, структура, сущностные характеристики. Мир юридической науки. № 8. 2018.

Карпушин М.П., Курляндский В.И. Уголовная ответ­ственность и состав преступления. М., «Юридическая ли­тература», 1974.

Крылова Н.Е. Дискуссионные вопросы учения о со­ставе преступления. Вестн. Моск. ун-та. Сер. 11. Право. 2012. № 4.

Кузнецова Н.Ф. Проблемы квалификации преступле­ний: Лекции по спецкурсу «Основы квалификации преступ­лений» / Науч. ред. и предисл. академика В.Н. Кудрявцева. — М.: Издательский Дом «Городец», 2007.

Морозов В.И., Лосев С.Г. Понятие состава преступле­ния в отечественной теории уголовного права. Юридиче­ская наука и правоохранительная практика, № 2 (40). 2017.

Н.Ф. Кузнецова, В.Н. Кудрявцев. Избранные труды (сборник). Изд-во «Юридический цент Пресс», 2003.

Ораздурдыев А.М. Виды составов преступлений в уголовном праве: монография. — М.: Юрлитинформ, 2019.

Дарья Таланова

Посидишь — признаешься.

Продление срок содержания под следственных повышает вероятность признания ими вины 

Последние десять лет Россия — абсолютный лидер по количеству жалоб в ЕСПЧ. В топе обращений — необоснованные сроки досудебного разбирательства и нечеловеческие условия содержания в СИЗО.

С весны 2020 года ЕСПЧ начал массово отказывать по жалобам россиян на условия содержания в следственных изоляторах. Причина — новый закон, согласно которому работать с такими обращениями теперь должны российские суды. При этом по стране

В Москве все 185 жалоб остались без удовлетворения.

Помимо заключения под стражу во время расследования преступления человек может жить у себя дома под арестом. А иногда вообще остаться на свободе, например, дав подписку о том, что не будет выезжать из города и обязуется являться на следственные действия по первому требованию.

Еще в декабре 2013 года Пленум Верховного суда вынес постановление, которое ориентирует суды на более гуманные меры пресечения. Однако из всех возможных видов следователи и судьи, по данным официального портала судов Москвы, обычно выбирают СИЗО.

Кражи и наркосбыт — самые сложные преступления?

На расследование преступления следователю отведен срок в два месяца. Законным образом его можно растянуть до полугода, по тяжким преступлениям — до года, по особо тяжким — до 18 месяцев. Но если судья, получивший дело к рассмотрению, вернет его прокурору для устранения недочетов (а тот, соответственно, следователю), то срок ареста может длиться сколь угодно долго. На этот правовой пробел еще в 2015 году указал Конституционный суд, но предложений как-то обозначить временной предел пребывания обвиняемого под стражей до сих пор даже не сделано.

Запрашивать в суде продление стражи следователь может не более чем на три месяца каждый раз. Но отказывать следователям не принято: по данным официального портала судов Москвы,

При этом одним-двумя продлениями следователи обычно не ограничиваются. Для 60% обвиняемых решение о дальнейшем пребывании в СИЗО — третье, шестое или даже двадцать первое.

Большинство арестованных проходят по «ненасильственным» статьям:

• кражи,
• мошенничества,
• наркосбыт.

Они находятся под стражей в среднем так же долго, как обвиняемые в убийстве.

Получается, что следователи месяцами работают над расследованиями элементарных краж, назначая каждые три месяца новые экспертизы и допрашивая новых свидетелей? Проверить, какие следственные действия были выполнены (и были ли) с момента возбуждения дела или хотя бы с момента прошлого продления, невозможно:

При этом ходатайства следствия публикуют только московские суды. Да и те из 150 тысяч постановлений, вынесенных с 2015 года, опубликовали только 9 тысяч документов. Региональные суды не выкладывают в Сеть даже статистику по таким решениям.

Объяснять в суде, что было сделано в рамках следствия и что предстоит, необходимо по закону. Но из-за частого его игнорирования в августе 2019 года Верховный суд вынужден был отдельно акцентировать на этом внимание. Впрочем, на это мало кто из судей обратил внимание.

Да, судьи как бы «проверяют» при каждом продлении, не отпала ли «необходимость дальнейшего пребывания человека в следственном изоляторе», но только понимают они эту необходимость весьма своеобразно.

В Москве, например, кажется, они исходят из картины мира, в которой лицо, не имеющее столичной прописки и работы по найму, — существо заведомо склонное к противоправному поведению. С обстоятельствами дела эта «необходимость», как следует из проанализированных нами данных, практически не скоррелирована. Она не зависит от интенсивности следственных действий, проведения экспертиз и допросов. Если у обвиняемого нет постоянной регистрации и работы в Москве или он гражданин другого государства, то, вероятнее всего, он останется в СИЗО. Однако даже если обвиняемый — коренной москвич, то судья всегда может ограничиться фразой «не предоставил убедительных гарантий своей явки».

Дежурный аргумент следователей — «обвиняемый может скрыться от следствия, повлиять на показания свидетелей и уничтожить улики» — обычно ничем не подкреплен. Только в 2% постановлений сказано, что обвиняемый пытался избежать правосудия каким-то конкретным образом: скрылся с места преступления или от сотрудников правоохранительных органов. А «знакомство со свидетелями» — необходимое условие, чтобы повлиять на их показания, — следователи используют как аргумент только в 0,2% постановлений.

Тяжесть преступления или прошлые судимости тоже могут стать причиной дальнейшего пребывания в СИЗО. Даже если помимо них других аргументов у следователя нет.

СИЗО — место, где можно подумать

Три четверти осужденных в России за последние пять лет, по данным судебного реестра ГАС «Правосудие», полностью признали вину. Это значит, что они не могут рассчитывать на оправдательный приговор. Почему обвиняемые идут на это?

С 2002 года в России действует особый порядок судебного разбирательства. Он предполагает сделку о признании вины: подсудимый соглашается с обвинением и оказывает помощь следствию, а работа судьи сводится к определению размера наказания без анализа доказательств.

Подсудимый идет на это в надежде получить более мягкое наказание. Однако сделка со следствием, как показывает исследование «Порядок особый — приговор обычный» Кирилла Титаева и Михаила Позднякова из Европейского университета, никаких гарантий смягчения приговора не дает. Но обжаловать решение суда после признания своей вины обвиняемый уже не сможет.

Московские судьи прибегают к упрощенному порядку рассмотрения дел намного реже региональных: если по России только треть приговоров вынесены в общем порядке (после анализа улик и показаний свидетелей), то в столице таких решений больше половины — 57 тысяч из 72 тысяч.

Обвиняемые, чьи преступления следователи «доказывали» дольше остальных, признают себя виновными гораздо чаще. 45% расследований, для проведения которых судьи продлевали срок содержания подозреваемого в СИЗО, завершены признанием подсудимого.

то есть от того, сколько раз ему продлят содержание под стражей. Из иллюстрации видна корреляция между этими параметрами.

Вывод: «сложные» дела доходят до суда не по итогам работы следователя (сбор улик, проведение экспертиз и допросов, их анализ в суде), а благодаря признанию вины обвиняемым.

В 2020 году в СИЗО находились около 100 тысяч заключенных. От большинства из них не зависело, какую меру пресечения назначит суд и как долго они будут находиться в тяжелых условиях следственного изолятора. Все это решили следователи.

Судьи же автоматически продлевают сроки содержания под стражей, даже не спрашивая, что следователю уже удалось сделать за время, прошедшее с последнего продления. Интересы судей и следователей полностью совпадают: добиться признания обвиняемым своей вины и не тратить силы на предварительное и судебное следствие.

https://novayagazeta.ru/articles/2021/02/18/89285-posidish-priznaeshsya