Дмитрий Бутрин

Уголовные преступления по мелочи
В ЦСР проанализировали, во что экономике обходятся условные приговоры бухгалтерам

Институт проблем правоприменения (ИПП) Европейского университета в Санкт-Петербурге (ЕУСПб) под эгидой ЦСР выпустил доклад об избыточной криминализации «рядовых» и мелких нарушений закона, которые Уголовный кодекс (УК) трактует как экономические преступления. Доклад лишен обычных недостатков работ, посвященных «экономическим преступлениям»: он без энергичных обвинений демонстрирует, как внешне выглядящая небольшой проблема УК и судебной практики порождает искаженную деловую культуру во всей экономике и предлагает вполне рабочий способ исправления ситуации.

В серии аналитических работ Центра стратегических разработок (ЦСР) вышел доклад экспертов ИПП ЕУСПб Кирилла Титаева и Ирины Четвериковой «Избыточная криминализация экономической деятельности в России: как это происходит и что с этим делать». В отличие от общих докладов по этой теме, работа ИПП касается достаточно мало обсуждаемой в РФ и более узкой темы — «предпринимательских» преступлений в рамках понятия «мошенничество» и ряда составов гл. 22 УК РФ.

ИПП выборочно проанализировал массив решений судов РФ по ст. 159 УК РФ (мошенничество), ст. 159.1–159.4 и ст. 159.6 УК РФ (статьи появились после попыток законодателя вывести «специализированные» составы мошенничества, например с использованием платежных карт, из-под действия общей ст. 159), ст. 160 УК РФ (присвоение или растрата), а также отдельных статей «экономической» гл. 22 УК РФ, часто применяемой судами при криминализации действий в рядовой хозяйственной деятельности. ИПП подчеркивает, что по выбранным «предпринимательским» случаям суд в 2016 году лишь один раз вынес приговор, связанный с лишением свободы, тогда как в целом по анализируемым статьям таких осужденных 25%. То есть речь идет о 7–11 тыс. человек в год, осужденных условно или оштрафованных, по оценкам ИПП, чаще всего по трем видам нарушений: нарушения правил ведения налогового и бухгалтерского учета, нарушения правил работы с материальными ценностями и денежными средствами, нарушения договорных обязательств (последнее квалифицируется как мошенничество).

В докладе констатируется: в целом криминализация такого рода правонарушений и отнесение их к уголовным преступлениям нерациональны и являются следствием ряда причин, в общем имеющих мало отношения к общественной опасности таких правонарушений — она или минимальна, или отсутствует.

Одной из проблем является конструкция УК, в рамках которого нет нижнего порога ущерба для квалифицированных экономических преступлений, и они по определению совершаются группой (в силу корпоративного характера работы) и с использованием служебного положения (ибо связаны с должностными обязанностями), что почти автоматически делает их тяжкими вне зависимости от нанесенного ущерба. Отдельно, констатируют в ИПП, существует возможность уголовного преследования по таким составам даже в том случае, если пострадавшая сторона (например, компания) таковой себя считать отказывается и ущерба не заявляет. Суды, полагают в ИПП, прекрасно осознают минимальность или отсутствие ущерба, что выражается в приговорах.

Впрочем, реальный ущерб от избыточной криминализации такого рода действий, утверждают в ИПП, очень велик. Прямые расходы на уголовное преследование по таким статьям УК там оценивают в 6,5 млрд руб. в год плюс потери 3 млрд руб. в ВВП в год от сокращения расходов осужденных — это 1% судимых в РФ в год. Непрямой ущерб — кроме естественной в этой ситуации стигматизации условного осуждения и потерь для экономики специалистов — в основном сконцентрирован в действиях компаний и организаций, вынужденных избирать стратегии, снижающие риски уголовного преследования: чаще всего это отказ от любых изменений в собственной деятельности, блокирование любых инноваций в деловом обороте и максимальная бюрократизация деятельности. Особенно, полагает ИПП, это проблема госсектора — государственного и муниципального управления и сферы производства общественных благ (образование, здравоохранение и т. п.) за средства бюджета. Кроме этого очевидна проблема репутационного ущерба, наносимого судебной и правоохранительной системам из-за избыточной криминализации такой деятельности,— массовое, а не выборочное преследование таких (очень частых) нарушений технически невозможно, что создает репутацию правосудия как применяемого случайным образом. ИПП констатирует, что судам в РФ не доверяет, согласно данным социологов, именно наиболее экономически активная часть населения. Наконец, именно этими делами заняты 3–4 тыс. следователей МВД, специализирующихся на экономических преступлениях: им создаются некорректные стимулы к работе, в рамках которой МВД в целом имеет основания считать предпринимательскую деятельность потенциально преступной. Особенно это очевидно в случае криминализации неисполнения деловых договоров.

ИПП предлагает несколько вполне исполнимых способов решения проблемы. Это коррекция законодательства (в его рамках для квалифицированных преступлений в этой сфере установлен минимальный порог ущерба, при котором возможно уголовное преследование) и разъяснение (например, в постановлении пленума Верховного суда) судам необходимости привлечения к уголовной ответственности по указанным статьям только в случае, если ситуация разрешима лишь в рамках гражданского или трудового права и только тогда, когда доказан умысел на совершение преступления. Рекомендуется также параллельный пересмотр в порядке надзора десятков или сотен наиболее показательных уголовных дел, где статьи 14, 24 и 25 УК РФ при указанных выше обвинениях были применены неверно. Отметим, эксперты ЕУСПб в целом не ставят вполне возможных вопросов об идеологических, управленческих или коррупционных корнях нынешней ситуации с гиперкриминализацией экономической деятельности — проблема формулируется таким образом, что возможно ее функциональное решение.

https://www.kommersant.ru/doc/3465671

Западные критики обвиняют глобализацию и развивающиеся экономики (читай — Китай) в закрытии фабрик, потере «высокооплачиваемых» рабочих мест, изменении климата, неравенстве доходов, растущей преступности и множестве других проблем. Питер Наварро, главный по торговле у президента США Дональда Трампа, к примеру, обвинил Китай в «недобросовестной торговой практике» и валютном манипулировании и который, по его утверждению, несёт ответственность за закрытие 50 тысяч предприятий, кражу от 20 до 30 миллионов рабочих мест и за то, что налогоплательщики задолжали US$ 3 триллиона.

Верны ли обвинения Наварро и других критиков в адрес Китая и других развивающихся стран?

Дело против глобализации

Международный валютный фонд и другие почтенные организации могут удостоверить факт, что глобализация содействует глобальному экономическому росту на 1.5% — 2%, вытягиванию сотен миллионов человек из бедности в развивающемся мире и повышению уровня жизни в развивающихся странах. По оценкам аналитиков «Морган Стэнли» и других американских и финансовых организаций, один только недорогой «импорт» из Китая сэкономил средней американской семье 1 тысячу долларов в год, позволив потребителям покупать и экономить больше.

Исследование, проведённое университетом штата Пенсильвания, альма-матер Трампа, обнаружило, что к потере рабочих мест приводит автоматизация. Более того, именно американский бизнес принимал решение о переводе рабочих мест в развивающиеся страны с более низкими зарплатами и слабым трудовым и природоохранным регулированием, что и «опустошило» сектор обрабатывающей промышленности США.

Можно было бы возразить, что устойчиво высокий торговый дефицит США в торговле с Китаем объясняется политикой Вашингтона и американских компаний-производителей, переводящих производство в Китай. Конгресс США запретил продажу продукции, «чувствительной с точки зрения безопасности» или товаров «двойного назначения» в Китай и другие страны, которые считаются потенциальным «противником», утратив значительные экспортные возможности. Более того, более двух третей «импорта» (в денежном выражении примерно 270 миллиардов долларов из общего объёма в 350 миллиардов долларов в 2016 году) — это товары, произведённые Соединёнными Штатами на территории Китая. На самом деле Китай экспортировал в том году в США товаров всего на 180 миллиардов долларов, что сравнимо с показателями экспорта США в Китай. Если бы США ослабили ограничения на экспорт и пересмотрели бы объём китайского «импорта», Америка, возможно, зарегистрировала бы положительное сальдо в торговле с Китаем.

Глобализация после Второй Мировой войны

Глобализацию продвигали США и Великобритания, стремясь стимулировать экономический рост в послевоенный период. В 1944 году, когда победа над странами Оси — Германией, Италией и Японией — была предрешена, две эти англоговорящих страны спонсировали Бреттон-Вудскую конференцию (с участием 42 союзных стран), чтобы составить дорожную карту послевоенного мирового экономического устройства, а краеугольным камнем в нём был ничем не стеснённый поток инвестиций. Конференция учредила две организации — МВФ и Всемирный Банк — первый для помощи и содействия торговле и инвестициям, а второй для помощи в восстановлении.

США, будучи главным финансовым спонсором и крупнейшим акционером обеих организаций, диктовали послевоенные правила по навязыванию политики в духе «Америка превыше всего». Например, главный представитель США, Гарри Декстер Уайт, отклонил предложенный Великобританией «банкор» (международная денежная единица, которую в 1942-1943 гг. предлагал ввести Дж. М. Кейнс в качестве части своего плана по созданию международной валютной системы — прим. пер.) и с успехом потребовал, чтобы «резервной международной валютой» стал «гринбэк» (то есть доллар: гринбек, буквально «зеленая спинка»; изначально термин обозначал не обеспеченную золотом банкноту, выпущенную Казначейством США в соответствии с законом «О законном платежном средстве» от 1862 г.; название связано с цветом банкноты — прим.пер.) для международных транзакций, что делало США мировым «банком последней инстанции», «неограниченным» источником денег (поскольку доллар повсеместно был принят как средство обмена, средство сбережения и расчётная единица) для укрепления глобального доминирования США.

США настаивали также на том, чтобы МВФ и Всемирный Банк действовали как банки, продвигающие демократию американского образца, и применяли Вашингтонский консенсус (неоклассическую концепцию, разработанную Джоном Уильямсоном как путь развития, когда «одно подходит для всех» для развивающихся экономик) как условия выдачи займов, которые включали в себя: реализация программ жёсткой экономии в периоды экономического спада или рецессии, приватизацию государственных предприятий и либерализацию торговли и инвестиций.

Предполагалось, что эти условия будут защищать и продвигать интересы Запада, и особенно интересы США; «помощь» странам-должникам была лишь побочным эффектом. Приватизация государственных предприятий означала для западных (читай — американских) компаний захват этих предприятий (банков и производителей нефти) в странах-заёмщиках, как случилось в России и ряде африканских стран. Требования к странам-заёмщикам вводить программы жёсткой экономии выдвигались для того, чтобы обеспечить возврат средств кредиторам. Ничем не ограниченная торговля и инвестиции были нужны для того, чтобы открыть рынки развивающихся стран для стран развитых.

Чтобы ещё больше защитить свой рынок от зарубежного импорта, Конгресс США отклонил предложение Великобритании о формировании Международной организации по вопросам торговли (ITO).

Вместо этого было принято предложенное США, — Генеральное соглашение по тарифам и торговле (ГАТТ), для переговоров по либерализации или уменьшению тарифов, но только для товаров. Но стало ясно, что Запад в целом и США в особенности был (и остаётся до сих пор) заинтересован в снижении тарифов на товары только в тех случаях, когда имеет конкурентное преимущество. Это достигалось установлением нетарифных барьеров, таких как антидемпинговые меры, принятые в ходе Токийского раунда переговоров (на который развивающиеся страны не были приглашены и в нём не участвовали).

Только на Уругвайский раунд (1986-1994 гг.) в рамках ГАТТ развивающиеся страны получили приглашение и приняли участие в многосторонних переговорах о торговле. Это произошло только потому, что Запад и Япония хотели, чтобы соглашение о несельскохозяйственных товарах получило доступ на всё более богатые рынки развивающихся экономик, особенно на рынок Китая.

Однако США и ЕС продолжают применять нетарифные барьеры, чтобы преградить или ограничить импорт, который «наносит вред» внутренним производителям, хотя эти производители в значительной степени субсидируются. На субсидии фермерам приходится примерно 50% бюджета ЕС, а более 25% доходов фермеров США составляют подачки от правительства. ЕС и США своевольно вводят антидемпинговые пошлины на сталь и панели солнечных батарей китайского производства, обвиняя Китай в продаже этой продукции «ниже себестоимости». Недавно США ввели 300%-й тариф на самолёты серии CS100 производства канадской «Бомбардье», под предлогом больших государственных субсидий.

Проблемы, вызванные структурными изменениями

Запад — и США в частности — с 1980-х годов претерпели значительные структурные изменения, включая перевод промышленных мощностей за рубеж и автоматизацию производства в попытках увеличить прибыли и вывести за рубеж «грязные» производства. Развивающиеся страны, в частности Китай, предлагали более низкие производственные издержки, которые стали возможными благодаря дешёвой, квалифицированной рабочей силе и эффективной инфраструктуре.

Однако они не реализовали в достаточной мере программ по переподготовке кадров, чтобы решить проблему с потерявшими рабочие места работниками и вопросы изменения рынка труда. Приход новых технологий меняет рынок рабочих мест, поэтому навыки, на которые сегодня есть спрос, могут исчезнуть, либо завтра могут потребоваться новые. Как следствие, структурная безработица не только существует, но и растёт.

Проблемы в торговле и проблемы с изменением климата были созданы вследствие отступлением перед корыстными групповыми интересами или их лоббированием. Бывший премьер-министр Канады Стивен Харпер отказался ратифицировать Токийское соглашение по выбросам парникового газа, чтобы защитить интересы производителей нефти из нефтеносных песков провинции Альберта. Восстановление нефтяной и угольной промышленности Трампом, скорее всего, будет способствовать усилению климатических изменений. Разрыв им Транс-Тихоокеанского Партнёрства и принятие им решений, которые Канада и Мексика называют «суровыми» требованиями, могут разрушить торговлю между США и этими двумя партнёрами, усугубив экономические проблемы во всех трёх странах.

Политиков развивающихся стран тоже нельзя назвать непричастными к проблемам мировой экономики и климата. Неспособность или нежелание китайских политиков обуздать промышленное перепроизводство — это источник трений в торговле между Китаем и другими странами. То, что закрывают глаза на промышленные предприятия, выбрасывающие токсичные вещества в атмосферу, тоже может влиять на изменение климата.

Завершающий комментарий

Можно утверждать, что именно Запад, и США в частности, «отбираю кусок пирога у развивающихся стран». Колонизация слаборазвитых стран, эксплуатация их ресурсов и порабощение коренного населения обогатило и укрепило мощь Запада. Столь превозносимый «План Маршалла», программа помощи по восстановлению Западной Европы после Второй Мировой войны (и позднее Азии) был политикой «Америка превыше всего», требующей от стран-получателей помощи устанавливать либеральные демократии и тратить деньги на товары, произведённые в США.

Проблема с политикой в стиле «Страна превыше всего» в том, что национальные интересы часто сталкиваются, приводя к торговым и геополитическим конфликтам. Отказ от прекращения участия в военных манёврах с Южной Кореей и требование, чтобы Северная Корея прекратила разработку ядерного оружия приведёт к эскалации, а не к снижению напряжённости на Корейском полуострове. Аналогично, отказ США признать, что причиной торгового дефицита в торговле с Китаем может быть собственная торговая политика и структура торговли, может привести к торговой войне между США и Китаем.

Причина экономических невзгод Запада — не глобализация, а, скорее всего, способ, как он её использует и как ей управляет. Кроме того, Запад крайне недоволен стремительным экономическим и военным усилением Китая, не позволяющим Западу «съесть пирог целиком».

http://polismi.ru/ekonomika/globalizatsiya-za-i-protiv

Янн Андретюан (Yann Andrétuan)

сихические нарушения зачастую упоминаются как причины терактов. Как считает Янн Адретюан, врач психологической службы ВМФ, психиатризация терроризма позволяет отвлечь внимание от политической стороны вопроса.

Размышления о психиатризации терроризма

После охватившей всю Европу волны терактов политики и эксперты поднимают вопрос психического здоровья совершивших их людей и в некоторых случаях утверждают, что те страдают от умственных расстройств. Вызываемый терактами ужас и холодность их авторов наводят на мысль, что те могут быть лишь сумасшедшими.

Все это ведет к обращению к психиатрии и психологии, хотя те ничего не говорят о причинах такого безумия и его исцелении. Как писал Мишель Фуко (Michel Foucault) в «Истории безумия в классическую эпоху», душа сумасшедших не безумна. Так, есть ли в действиях джихадистов следы безумия, которое позволяет отправить их в больницу, а не под суд?

Я сам психиатр и не считаю терроризм сумасшествием в психопатологическом смысле этого слова.

Безумие и насилие

Безумия не существует, по крайней мере, в единственном числе. Мы, психиатры и психологи, иногда позволяем себе употребить это слово, чтобы обозначить исключительный характер клиники некоторых наших пациентов. На самом же деле говорить следует о безумиях, хотя и в таком случае все это выглядит не слишком удовлетворительным, поскольку сумасшествие напоминает рак: несведущие люди рассматривают его как единую болезнь, тогда как для специалистов он — более широкая концепция, объединяющая более сложные реалии.

Некоторые могут жить с безумием всю свою жизнь и верить в самые невероятные теории, ни разу не обратившись к психиатру, хотя для пациента с фобией все это может представлять серьезную проблему, даже если он совершенно рационален и признает абсурдность своих симптомов. Психиатрия имеет дело с очень сложными реалиями, а пациенты по-разному переживают симптомы: одни сильно страдают от них, тогда как другие совершенно их не ощущают.

Свойственна ли душевнобольным большая агрессия? Хроника происшествий не раз была взбудоражена действиями некоторых из них. Так, в 2004 году были обезглавлены медсестры специализированной клиники. Страдавший от галлюцинаций человек толкнул кого-то на рельсы в метро. Можно привести множество других примеров и создать в конечном итоге впечатление, что преступления по большей части совершают сумасшедшие.

Тем не менее проведенное в 1990-х годах исследование показало, что вероятность стать жертвой нападения со стороны человека, который обращался к психиатру, в десять раз ниже по сравнению с теми, чей анамнез чист. В психиатрическом отделении может быть шумно, однако вспышки агрессии там — редкость.

Я 12 лет проработал в психиатрических отделениях разных больниц, но мне ни разу не приходилось обездвиживать пациента.

Напали на меня лишь однажды: «агрессором» оказалась страдавшая от деменции 90-летняя женщина.

Единственный случай физического нападения на персонал был связан с пациентом, которого мы, наверное, слишком хорошо знали. Мы не смогли вовремя заметить в нем признаки угрозы, и наше удивление было куда сильнее серьезности самого происшествия.

Разумеется, я не стану отрицать зачастую непредсказуемый характер вспышек насилия со стороны некоторых пациентов, однако все это — достаточно редкие случаи.

На вид гораздо более разумный аргумент заключается в том, что люди с психическим расстройством лучше поддаются идеологической обработке. Завербовать сумасшедшего якобы проще, чем здорового. На самом деле переоценивать рассудок не стоит. Совершенно разумные люди могут верить в гороскоп и находить все необходимые причины действовать в соответствии с предсказанием.

Некоторые же находят причину, которая придает смысл их безумию. Да, но сколько их? Думаю, у нас нет причин опасаться эпидемии терроризма в отделениях психиатрии. Завербовать сумасшедшего непросто.

В армии всегда отказывались от новобранцев с психическими расстройствами, так как считали их неконтролируемыми. Когда англичане готовили первых коммандос, они сначала хотели вербовать социопатов из-за отсутствия у них отторжения перед убийством. Тем не менее тут их ждал провал. Тогда они принялись искать образованных людей из хорошего общества, которые не страдали от психических заболеваний, но отличались нетипичным профилем.

Следует с недоверием относиться к стремлению к «натурализации» поведения, то есть поиску некой биологической или научной истины. В нынешнюю эпоху утверждение о том, что некий продукт или поведение является естественным, сразу же придает ему легитимность. Прекрасным тому примером служат споры вокруг однополых браков: противники указывали на первостепенность гетеросексуальных связей в воспроизводстве, тогда как сторонники приводили иллюстрации из животного мира в доказательство вездесущности гомосексуализма. Как бы то ни было, человек — не шимпанзе и не макака.

Натурализация проблемы терроризма оттесняет в сторону политическую составляющую вопроса. Нельзя вести войну с сумасшедшими, поскольку прогресс в конечном итоге поглотит этих бунтарей с помощью всесильной науки! Но это означает, что мы рассматриваем науку как форму контроля, а не подход к познанию мира. То есть, в процессе натурализации наука (она представляет собой понятие совершенно иного порядка, чем безумие) должна не только объяснять (ее первая функция), но и действовать (это уже задача инженеров).

Преступление в голове

Промывание мозгов якобы позволяет изменить поведение человека даже без его ведома. Это весьма популярное в 1950-1960-х годах объяснение призвано показать, что группы и организации могут влиять на людей.

Советская психиатрия пошла еще дальше в этой логике. Активное неприятие правительства некоторыми гражданами было не обязательно объяснять действиями противника. Раз Советский Союз — совершенное общество, несогласный с ним может быть лишь сумасшедшим. Такой неотразимый силлогизм привел к отправке многих диссидентов в психбольницу.

Самое серьезное в обозначение террористов как жертв — это не объяснение их поступков, а последствия таких заключений: их можно излечить от их заблуждений. То есть, если можно убедить жертву секты уйти из нее, то же самое осуществимо и с террористом.

Иначе говоря, можно бороться с радикальным настроем потенциальных террористов психологическими методами, чтобы обратить вспять процесс их обработки и превратить их в добропорядочных граждан. Именно это обещали некоторые ассоциации в 2015 году…

Только вот…

Можно ли сравнить идеологическую обработку пропагандой, в которой хорошо набило руку «Исламское государство» (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред.), с психологическим воздействием? «Аль-Каида» (запрещенная в России террористическая организация — прим.ред.) всегда выступала против идеи о том, что эти люди не несут ответственности или же стали жертвами заговора.

Кроме того, все эти рассуждения об обработке вытесняют на второй план то, что движет этими молодыми людьми, веру. Дело в том, что в стремлении ни в коем случае не клеймить религию у нас забывают об этом мощнейшем стимуле фанатиков всех мастей (как религиозных, так и нет). Другими словами, не все верующие — фанатики, однако у всех фанатиков есть вера, которая позволяет им поделить мир надвое: на тех, кто верят, и тех, кто нет.

Вера не является предметом психиатрии. Она может представлять интерес для психолога или антрополога, но не психиатра. Его она интересует лишь в приложении к безумию. Как провести черту между верой и психозом, тем более что некоторые мании отличаются налетом мистицизма?

Ясперс предлагает, как мне кажется, совершенно удовлетворительный ответ, который сводится к неисправимости. Безумие никак нельзя исправить, и оно не является частью процесса строительства и развития, в отличие от веры. У некоторых психоз становится своеобразным просвещением, озаряющей весь мир вспышкой очевидной истины.

КОНТЕКСТ

Солдаты США, охрана базы, Афганистан
Безумие четвертой мировой
The American Conservative07.12.2015
Швеция — мекка для террористов
Svenska Dagbladet15.04.2017
Новая террористическая угроза в США?
Foreign Policy11.10.2017
Почему Польша свободна от исламских террористов
Berlingske24.09.2017
Немусульманин — значит не террорист
Sabah06.10.2017
Таким образом, вера отличается от мании, и нам в некоторых случаях необходимо прибегать к иным критериям диагностики (связанные симптомы, биография). Кстати говоря, Жорж Девере (Georges Devereux) прекрасно показал различия между психическим и культурным в «Психоанализе индейцев прерии». По его словам, патология проявляется в использовании культуры белого человека.

Допустим, что мы можем заставить человека отказаться от веры и глубинных убеждений. Открывающаяся в таком случае перед нашими глазами бездонная пропасть просто пугает.

Если мы можем изменить убеждения человека в угоду безопасности общества, почему бы тогда не сделать то же самое ради нормы? В США программы психологической обработки утверждают, что могут превратить гомосексуалиста в гетеросексуала. Кроме того, почему бы не изменить мнение противников прогресса под тем предлогом, что они — ретрограды?

В итоге наше общество превратилось бы в подобие Советского Союза, где норма стала бы тиранией. И ведь мы не так уж далеки от этого, если учесть, что некоторые американские университеты создают среду, где могут собираться меньшинства и где любые споры находятся под запретом…

Меметичность терроризма

Новый фактор в ситуации, с которой приходится сталкиваться нашим обществам, заключается в том, что терроризм становится уделом профанов. Чтобы стать террористом, больше не нужно ехать в Москву или Дамаск (как во время холодной войны) или записываться в тренировочный лагерь. Достаточно одной лишь идеи.

Ричард Докинз (Richard Dawkins) — биолог-эволюционист, который получил известность благодаря теории «эгоистичного гена». Она подвела его к формированию теории мемов. По мнению английского ученого, идеи подобны генам: они стремятся к воспроизводству.

Иначе говоря, идея (концепция, символ, верование…) стремится воспроизвести себя в как можно большем числе умов, и человеческое сознание представляет собой для этого прекрасную экосистему. Для обозначения этих идей он создал неологизм «мем» от латинского mens, разум. По мнению Докинза, религия представляет собой один из самых сильных мемов.

Идеи могут размножаться, как вирусы, и вступать друг с другом в борьбу за контроль над одной экосистемой: нашим разумом. Поначалу теория мемов не пользовалась особой популярностью во Франции, поскольку она поднимает серьезные проблемы эпистемологического характера.

Как бы то ни было, нельзя не признать, что определенные концепции обладают впечатляющей притягательной силой, как, например, смешные истории, слухи или определенные выражения. Рассмотрение идей как вирусов позволяет, при должной осторожности, представить себе их распространение.

Страдающие от психологического расстройства люди более уязвимы к пропаганде террористической группы? То есть, создают ли они благоприятную среду для мемов?

Это очень сложный вопрос, который не раз поднимался в прошлом, пусть и в другой обстановке.

Так, в XVII веке исповедники были обеспокоены влиянием романов на умы девушек. Европа XIX века назвала «Страдания юного Вертера» Гете причиной волны самоубийств среди молодежи. Относительно недавно общественность усмотрела в японских мультфильмах угрозу для неокрепших умов.

В любом случае, у нас сохраняются представления о том, что определенные концепции могут оказать, как минимум, пагубное воздействие на податливые или уязвимые умы. Проблема заключается в определении уязвимости разума. Существуют профили личности, из которых выходят прекрасные фанатики. Паранойя может повлечь за собой всецелую преданность какому-то делу. Как бы то ни было, не все параноики становятся террористами. Им нужно найти то, что рождает в них отклик. Как, впрочем, и всем остальным.

Высокомерие и инаковость

Мы убеждены, что наше общество и идеалы представляют собой высшую точку развития цивилизации. Научный и социальный прогресс должен позволить нам решить большую часть встающих перед нами проблем. Мы образованы, терпимы, миролюбивы, открыты к другим культурам, сексуальным ориентациям и образам жизни. Какое высокомерие!

Причем все не ограничивается политической позицией правых или левых. Американцы посчитали, что благ демократии будет достаточно для формирования благодетельного круга мира на Ближнем Востоке. На другом конце политического спектра превалирует мысль о том, что открытости и готовности принять другого хватит, чтобы тот в ответ тоже проявил толерантность.

Джихадисты вовсе не похожи на советских граждан, которые особенно ни на что не надеялись, в своем большинстве с завистью посматривали на Запад и быстро перешли в общество потребления, когда им представилась такая возможность.

Проблема Запада заключается в этом самом другом, и поэтому многие усматривают в терроризме определенную психопатологию. Другой — это безумец, нарушитель спокойствия и норм. Слово «отчуждение» самим своим корнем подразумевает чуждость. Безумец похож на нас и с виду не отличается от здорового человека. Тем не менее он наверняка непредсказуем и, следовательно, опасен.

При этом принятие другого, открытость и толерантность являются широко продвигаемыми ценностями, а в некоторых случаях даже политической программой. Объективно же наши общества принимают других лишь при условии, что они являются жертвами. Занимающиеся помощью мигрантам ассоциации делают упор на гуманитарном императиве. Другой по самой своей сути обязательно миролюбив и не может рассматриваться за пределами категории жертвы, тогда как западный человек представляется мучителем.

Если у вас нет моей ненависти, что у вас есть?

Безумца не ненавидят, а лечат. В любом случае, его передают в предположительно компетентные руки. Здесь могут быть проявления сочувствия, однако в конечном итоге нам все это относительно безразлично.

Журналист Антуан Лейри (Antoine Leiris) написал прекрасный материал о терактах ноября 2015 года, в которых погибла его жена. Он отметил, что не хочет ненавидеть террористов, и что спасти нас может только культура.

Но что же нам тогда ощущать? Разве не естественно чувствовать гнев и ненависть к тем, кто считает нас врагами лишь потому, что мы не разделяем их веры? Большинство комментариев под статьей подчеркнули ее отвагу, эмоциональность и силу. В то же время никто не отметил так и не разрешенного вопроса: что же нам ощущать по отношению к террористам?

Не чувствовать ненависти и вообще ничего — это безразличие. А безразличие перед лицом угрозы — верх высокомерия. Сопротивляться значит продолжать жить, несмотря ни на что, и не поддаваться ужасу, который хотят внушить террористы. Однако отсутствие чувств по отношению к таким событиям — это презрение. А презирать врага нельзя ни при каких обстоятельствах.

Разумеется, целью должна быть не месть, а уничтожение угрозы, причем одним лишь оружием здесь не обойтись. Нужно думать о мире и, следовательно, о причинах формирования такой обстановки на Западе.

Слепая ненависть мешает здраво рассуждать и глобально анализировать эти события.

Но можно ли относиться к людям, которые без разбора убивают на улицах, с полным пренебрежением, как к неприятному раздражающему фактору, который со временем исчезнет сам собой, подобно комарам летом?

Или же нам стоит лучше разобраться с первопричинами, будь то безумие, история или общество с его недостатками, признать, что эти чудовища существуют и что с ними необходимо бороться?

http://inosmi.ru/social/20171112/240740263.html

Во время выступления на Misk Global Forum в Эр-Рияде миллиардер и филантроп Билл Гейтс выступил за демократизацию технологического прогресса. Если технологии в школах и вузах будут преподавать только богатым, то они получат преимущество, и неравенство в обществе только усилится, считает Гейтс.
Сооснователь Microsoft и один из богатейших людей планеты Билл Гейтс призвал к демократизации технологий, способных изменить мир к лучшему. По мнению миллиардера, искусственный интеллект и другие инновации могут решить глобальные проблемы в здравоохранении и других областях.
При этом прогресс сопровождается рисками. К ним Гейтс относит нарушение приватности и использование технологий для продвижения политической повестки. «И все же преимущества ИИ значительно перевешивают его возможные недостатки», — подчеркнул Гейтс во время своего выступления на Misk Global Forum в столице Саудовской Аравии.
ИИ может отбросить СМИ на 100 лет назад
Однако миллиардер предупредил о рисках элитизации технологий: «Если технологии будут дорогостоящими, а изучать их можно будет только в школах в богатых странах, то пропасть между богатыми и бедными еще больше усилится».
Гейтс считает, что образование в области ИИ должно быть доступно максимальному количеству людей. Тогда технологические прорывы принесут пользу человечеству. Автоматизация, по мнению сооснователя Microsoft, приведет к социальным переменам. «Как только мы освободим рабочую силу от работы на производстве, мы сможем направить ее в более человекоориентированые отрасли», — цитирует Гейтса CNBC. ИИ позволит сократить размеры классов в школе и учить детей более эффективно. Кроме того, появится больше специалистов в социальной сфере, которые будут заботиться о пожилых людях.
Рэй Курцвейл: “Развитие технологий избавит человечество от страданий”
Ранее Гейтс предложил ввести налог на роботов, который будет рассчитываться по тому же принципу, что и подоходный налог. Собранные деньги пойдут на переобучение бывших рабочих и на создание зарплатного фонда для учителей и соцработников. Гейтс считает, что зарплаты в социальном секторе вырастут не только за счет таких фондов, но и за счет изменений на рынке труда, в результате которых эмпатия станет самым ценным навыком.
https://hightech.fm/2017/11/15/bill_gates_ai