— Во многих ваших научных работах упоминается, что значительная доля некрофилов начинали с жестокого обращения с животными. А на что еще нужно обратить внимание?
— На постоянные драки, особенно с младшими по возрасту детьми. На грубость, особенно по отношению к девочкам.
Приведу классический случай некрофилии. Я обследовал одного молодого парня в Центре Сербского. Последнее его преступление — убийство шестилетней девочки. Он обманом проник в квартиру, убил и после этого изнасиловал. Я его спрашиваю: «Почему вы не изнасиловали, когда она была живая?» Он не смог ответить на этот вопрос. Потому что он — некрофил.
— А чем их притягивала смерть?
— Некрофилия — очень сложное явление. Я думаю, что это способ узнать, что такое смерть. И это одновременно страх перед смертью, который они преодолевали с помощью убийства.
У меня очень интересный случай был. Один молодой человек (ему было лет 20–21, я точно не помню) учился в военном училище в каком-то приволжском городе. И там убил командира взвода, который очень хорошо к нему относился, между прочим, и пятерых курсантов — расстрелял из автомата. Он был самым настоящим некрофилом. Как он мне рассказывал, он писал рассказы о смерти и посылал их… как вы думаете, куда? В «Пионерскую правду». Там его, естественно, не печатали. Когда умер его дед и принесли гроб, он воспользовался минутой и лег туда. Его долго искали, не могли найти. Когда открыли гроб, чтобы, естественно, покойника положить, увидели его там и изумились.
Интересно само преступление. Сначала он застрелил командира. Курсанты, которые были рядом, испугались, бросились бежать. И тогда он их тоже убил. Я спросил у него во время экспертизы в Центре Сербского: «Вы за что их убили?» — «Но ведь они двигались!». То есть движение — это жизнь. Он убил их, потому что они живые.
— Вы ведь не закончили свое собственное исследование маньяков…
— Считаю, что закончил. Я не участвую больше в экспертизах — все-таки мне 92 года. Один из последних, кого я изучал, — ангарский маньяк Попков. Но это было в виде интервью. Ко мне приезжал следователь и задавал мне вопросы по поводу того, кто такие серийные убийцы, что ими движет и так далее.
— Как-то вы с коллегами обсуждали, почему среди маньяков не было евреев по происхождению. Неужели действительно не было? И почему тогда?
— Наша точка зрения была такова, что в еврейских семьях к детям относятся внимательно, трепетно. И это играет роль в формировании здоровой личности. Обыватели часто судят так: отец этого мальчика водил на футбол, на музыку и так далее, а он взял и убил кого-то. Но дело не в том, что отец занимался вот этим, а в том, как он относился к мальчику. Если он это делал, потому что так принято, — это одно. А если он очень любил своего сына — совершенно другое. Так вот в еврейских семьях умеют любить детей. Но там тоже есть неблагополучные истории, так что и маньяки тоже случаются, но не часто.
Зависть и месть — «родители» преступлений
— Верно, что многие преступники движимы местью?
— Да, именно так. И зависть, конечно, тоже есть. Это касается многих видов преступлений — и насильственных, и ненасильственных. У меня был испытуемый, который мстил мужчинам за то, что он не такой, как они, что они могут то, что он не может. И он стал их убивать. То есть зависть породила месть.
— Почему страшные преступления все-таки свойственны в подавляющем большинстве случаев мужчинам? Это биология?
— Во-первых, женщины менее агрессивны, чем мужчины. Во всех случаях. Но я бы не сказал, что они не совершают серийные убийства. Они совершают. Но совершенно другие и в другой форме. Я имею в виду знаете кого?
— И кого?
— Сиделок. Они нередко проявляют к своим подопечным жестокость. Избивают и даже убивают.
— Сегодня идет спор: надо ли наказывать тех людей, которые совершили преступления под влиянием мошенников? А вы что думаете?
— Я считаю, что их, если только они были признаны вменяемыми в момент этих деяний, надо наказывать как преступников, а не как жертв. Но обстоятельства, смягчающие ответственность, должны обязательно учитываться. И если эти обстоятельства существенны, можно тогда и не привлекать их к уголовной ответственности или привлекать с применением мягких мер.
— Вы занимались исследованием природы терроризма. К каким выводам вы пришли?
— Я общался с террористами в рамках своих исследований. Не с известными, а среднего ранга, так сказать. Террористы всегда были. И в древности были, и в Средние века, и сейчас. Это такое же явление историческое, как и прочие преступления. Но сейчас, конечно, террористические преступления совершаются больше с применением современной техники. И в этом их отличие от прошлых преступлений террористического характера.
В XIX веке террористические преступления в России были очень распространенным явлением. Дело в том, что тогда политическая сцена России была очень пестрой. Но те партии, которые были тогда, сами не знали, что делать, не имели четко определенных целей. Поэтому они прибегали к самому простому — к терроризму. Все террористические преступления подлежат однозначному осуждению. Я думаю, что это не должно ни у кого вызывать сомнений.
— Нашли ответ на вопрос — что движет террористами и как их остановить?
— Террористические акты могут совершаться в отношении одного человека, а могут — в отношении неопределенного круга людей. И во втором случае действует только один мотив — подчинение приказу. До сих пор идут довольно острые споры, какие приказы считают преступными и какие не преступными, как реагировать на них. Я полагаю, что договориться здесь невозможно, потому что всегда найдутся люди, которые воспитаны так, что они должны выполнить приказ. Но это не значит, что выполняющие приказ не могут нести ответственность. Например, все гитлеровские палачи должны были нести ответственность. У меня это не вызывает никаких сомнений. Что касается отдельных террористических актов, они тоже представляют собой, как и другие, очень большую психологическую загадку. Очень интересна мотивация женщин, которые подрывали себя. Я общался с одной. Она вся была обвешена взрывчаткой, но в последний момент раздумала. Поэтому я с ней и смог беседовать, собственно.
— Что она рассказывала?
— Во-первых, что она почувствовала себя царицей жизни. Она, забитая мусульманская женщина, вдруг оказалась хозяйкой жизни многих людей, которые в это время были вокруг нее. И от нее зависело, будут они жить дальше или нет. А передумала она, потому что не хотела умирать просто. И вообще довольно бодрая женщина была.
— Вы родились в Тбилиси. Может быть, вы объясните, почему на Кавказе была такая сильная организованная преступность и до сих пор воры в законе преимущественно родом из Грузии?
— В Грузии издревле знаковой фигурой был разбойник. Причем благородный разбойник, типа английского Робин Гуда (я, кстати, был в том лесу, где он якобы промышлял). Робин Гуд, напомню, брал имущество у богатых и отдавал бедным. И эта идея о благородном разбойнике сохранилась, обретя вот такую форму. В Грузии есть даже памятник одному такому разбойнику. Я его видел. Была песня, сочиненная народом об одном террористе, который якобы убил жестокого наместника. То есть это одобрялось общественным мнением. И на этой базе выросло отношение к ворам в законе как к городским разбойникам, местным Робин Гудам.
Юрий АНТОНЯН Фото: Из личного архива
