• Начиная с 2008 года в России становилось все меньше дел, которые могли бы рассматривать суды с участием присяжных.
• Год назад присяжные появились в районных судах. Число заседателей сократили, но теперь коллегии будут рассматривать гораздо больше дел.
• Вероятность оправдательного приговора значительно выше в случае, если суд происходит с участием присяжных.
• Российские судьи часто оказывают на присяжных давление, склоняя их к обвинительным вердиктам, что незаконно.

 Марьяна Торочешникова: Суды присяжных, возрожденные в России в 1993 году, перестали быть экзотикой. И теперь уже мало кто помнит, что именно в суде присяжных впервые в новой России обвинительное заключение стал оглашать не судья, а прокурор. В суде присяжных отказ прокурора от обвинения впервые стал приниматься как основание для оправдания подсудимого. В суде присяжных было покончено с доследованием, когда, если не хватает доказательств, дело возвращалось в руки тех, кто этих доказательств не собрал, чтобы они могли сохранить лицо либо дополнить доказательную базу, либо прекратить дело, а потерпевшие получили возможность выступать в судебных прениях именно в суде присяжных.

Суд присяжных сегодня — что это? Помогает ли он избежать судебных ошибок, и можно ли доверять судьбу непрофессионалам? Спросим у адвокатов Сергея Насонова и Анны Ставицкой.

Сергей Насонов: Главная его задача — обеспечить справедливость процесса. Закон не может охватить все стороны жизни, бывают ситуации, когда законное решение несправедливо по своей сути, и в этом плане суд присяжных обеспечивает максимальную приближенность к справедливости, к реалиям нашей жизни. Кроме того, как бы мы ни пытались устроить состязательность процесса, как бы ни пытались воспитывать судей, обучать стороны, вводить какие-то механизмы, на самом деле состязательности в чистом виде не будет никогда.

Марьяна Торочешникова: То есть, с вашей точки зрения, профессиональные судьи не могут претендовать на такую беспристрастность?

Сергей Насонов: Могут, но, тем не менее, судья — это часть многоуровневой судебной пирамиды, над ним есть вышестоящая инстанция, а над ней, в свою очередь, еще вышестоящая, судьи каждый раз проходят квалификационную проверку и прочее, прочее, прочее. Механизмов давления на современного судью множество, начиная от давления со стороны председателя суда и кончая разного рода квалификационными коллегиями. А люди, которые приходят в суд разово, изначально не встроены в эту систему. Над ними нет никаких вышестоящих инстанций, лиц, которые могут давать им какие-то указания. Вот поэтому они действительно могут судить справедливо.

Марьяна Торочешникова: Тем не менее, насколько я понимаю, присяжными тоже могут манипулировать, и если вдруг затевается более-менее резонансный судебный процесс с участием присяжных, он всегда сопровождается скандалами, связанными с попытками давления на коллегию или допросом присяжных, или внедрением «засланных казачков» в коллегии присяжных. Получается, что и они не застрахованы от таких вещей.

Анна Ставицкая: В России правосудие исключительно с обвинительным уклоном. И судья, вместо того, чтобы расслабиться в суде присяжных и наконец-то почувствовать, что такое настоящий суд, когда стороны состязаются друг с другом, а судья выполняет роль наблюдателя, следит за сторонами и не вмешивается в сам ход процесса, а решают все исключительно присяжные заседатели, слушая стороны и приходя к выводу, что права та сторона, которая была более убедительна… Вот вместо того, чтобы расслабиться и наконец-то почувствовать себя настоящими юристами, судьи почему-то распространяют свое влияние и на присяжных. Я уже неоднократно слышала от присяжных, как судьи, например, каждый день после судебного заседания приходят к присяжным в совещательную комнату (чего они не должны делать) и говорят: «Конечно, адвокаты очень убедительны и зажигательны, но им же подсудимые деньги платят, а вы слушайте прокурора: у прокуроров очень много доказательств виновности, просто они не могут там это представить». Очень многих присяжных отталкивает такой ход судьи.

Марьяна Торочешникова: А они жалуются на это?

Анна Ставицкая: Да. Например, в одном моем процессе присяжные рассказывали мне уже после судебного разбирательства, что к ним приходил судья и склонял их в пользу прокурора, и им это не нравилось. Присяжные встали на нашу сторону. Но не всегда все так хорошо заканчивается для подсудимого. Достаточно часто судьи не просто оказывают давление, но и еще делается все для того, чтобы внедрять в коллегии присяжных нужных лиц, или к присяжным просто приходят накануне вердикта и говорят: «если вы не вынесете обвинительный вердикт, у вас будут большие проблемы».

Марьяна Торочешникова: Но это все незаконно! Присяжные могут кому-то пожаловаться на происходящее?

Анна Ставицкая: Конечно, и они это делают. Если бы, например, вышестоящий суд апелляционной инстанции отменял приговоры при наличии подобных фактов, тогда все это прекратилось бы, но этого не происходит, и поэтому такие действия продолжаются.

Марьяна Торочешникова: Когда присяжный принимает участие в процессе, он сам становится судьей, соответственно, попытка давления на него — это попытка давления на федерального судью, который в этот момент неприкосновенен. Почему не возбуждают уголовные дела против тех, кто оказывает такое давление?

Анна Ставицкая: Обвинительный приговор, основанный на обвинительном вердикте присяжных, отменяется крайне редко, вне зависимости от количества нарушений. И задача суда — сохранить этот обвинительный приговор. Присяжные довольно часто даже пишут объяснения в Верховный суд о том, что на них оказывали давление, правоохранительные органы проводят формальные проверки, но обычно делают вывод, что никакого давления на самом деле не было, и вердикт оставляют в силе.

Марьяна Торочешникова: То есть присяжные в итоге все равно дожидаются окончания процесса, они не идут жаловаться прямо здесь и сейчас? И, кстати, куда им жаловаться?

Сергей Насонов: Тут есть одна тонкость. Судья — это спецсубъект, председательствующий, поэтому для того, чтобы просто возбудить в отношении него уголовное дело, требуется согласие квалификационной коллегии судей. Поскольку у нас до недавнего времени суд присяжных был только на уровне верховных судов республик, краевых и областных, это соответствующая квалификационная коллегия такого уровня. По этой причине крайне сложно возбудить уголовное дело в отношении судьи, и это первая причина, по которой такие случаи неизвестны в судебной практике. А вторая причина состоит в том, что все-таки прямое, грубое, откровенное давление используется редко. В известных случаях, которые были опубликованы в «Новой газете», судья в этот момент даже снимала мантию, встречала присяжных в пустом зале, и вроде как она в этот момент уже и не была судьей, а просто давала житейские советы как человек извне. Конечно, это тоже незаконные действия, и наличие хотя бы одного возбужденного дела, доведенного до приговора, серьезно повлияет на всю эту ситуацию.

Марьяна Торочешникова: В современной России суд присяжных появился в 1993 году, но, начиная с 2008 года, дел, которые могли бы рассматривать присяжные, становилось все меньше. Сначала из ведения присяжных вывели дела о терактах, захвате власти, массовых беспорядках, диверсиях и шпионаже. В 2012-м присяжным запретили рассматривать дела о взяточничестве, организации преступного сообщества, производстве и сбыте наркотиков в крупном размере, похищениях, захвате заложников, бандитизме, изнасилованиях и сексуальных преступлениях против детей, если вменяемые статьи не предусматривают наказание свыше 20 лет. Ограничивая компетенцию присяжных, законодатели ссылались на то, что в таких серьезных преступлениях могут разобраться только профессионалы. Действительно ли так сложно быть присяжным?

Корреспондент: По данным фонда «Общественное мнение», больше 70% россиян отказываются быть присяжными. Те же, кто выполнил свой гражданский долг, по-разному отзываются о полученном опыте. Ольга Боброва была присяжной с января по апрель 2017 года: подсудимых обвиняли в похищении человека и квартирном мошенничестве. Семеро из двенадцати присяжных вынесли обвинительный приговор, Боброва его не поддержала.

Ольга Боброва: Я не уверена, что все из тех людей, которых осудили, во-первых, действительно имели отношение к этим преступлениям, и во-вторых, что эти преступления следовало квалифицировать именно таким образом. Можно было оценить только доказанность или не доказанность, более ничего. То есть то, зачем пригласили присяжных в качестве судей, сделать было невозможно. По большому счету, решение, которое мы принимали, многие приняли эмоционально.

Корреспондент: Илья Ильин был запасным присяжным в апреле-мае 2019 года по другому делу (убийство человека). И хотя коллегия вынесла единодушное решение, за оправдательный приговор проголосовали все шесть присяжных, Илья также отмечает, что решить судьбу подсудимого на основе данных, доступных присяжным, было сложно.

Илья Ильин: Дело было очень неоднозначное. До момента, когда защита начала излагать свои аргументы, аргументы обвинения оставляли ощущение недосказанности. Теоретически это мог быть он. Но решающим моментом явилась видеозапись, где было очевидно, что человек, подходящий под описание, которое давали свидетели, явно выше ростом и другого телосложения.

Корреспондент: Во время процесса присяжным запрещено читать прессу или смотреть новостные сюжеты о деле, в котором они участвуют, но некоторые нарушают это правило.

Ольга Боброва: У нас в коллегии был человек, который очень активно следил за тем, как этот процесс освещается в СМИ. Понятно, что все эти публикации имели резко обвинительный характер. Придумывая эту норму, законодатель был движим абсолютно разумными побуждениями, потому что любая из сторон может посредством СМИ попытаться прокачать ту или иную точку зрения.

Корреспондент: Ольга считает, что на мнение присяжных могли повлиять не только журналисты, но и судья.

Ольга Боброва: В нашем случае судья неоднократно проводила с нами беседы, которые имели обвинительный характер, и многие из присяжных понимали, что судья на нас давит. После этого многие адвокаты, которые работают с присяжными, говорили мне: «А чего вы молчали-то?» А кому жаловаться? Закон не рассматривает судью в качестве субъекта давления.

Корреспондент: У Ильи противоположный опыт.

Илья Ильин: Судья разговаривала с нами исключительно в зале, в комнату присяжных не заходила, и вообще протокол соблюдался целиком и полностью.

Корреспондент: В отличие от Ильи, который остался доволен тем, как прошел процесс, Ольга разочарована.

Ольга Боброва: Нам просто показали, что нет ни справедливости, ни закона, и на самом деле это ничего не стоит.

Марьяна Торочешникова: Сначала очень долго шли к тому, чтобы как можно больше дел рассматривалось с участием присяжных, потом в какой-то момент все это потихоньку схлопнулось. И тут вдруг президент проснулся, и с 1 июня 2018 года присяжные появились даже в районных судах, то есть теперь они могут рассматривать гораздо больше дел, чем раньше. Но при этом число присяжных сократилось, и если раньше коллегия всегда состояла из двенадцати человек основных и нескольких запасных присяжных, то теперь их, в зависимости от уровня суда, может быть или шесть, или восемь.

Анна Ставицкая: Да, шесть — это районные суды, а восемь – краевые и областные.

Марьяна Торочешникова: А это хорошо, что стало больше дел, которые они могут рассматривать, но самих присяжных стало численно меньше?

Сергей Насонов: Если бы сокращение количества произошло при той ситуации, которая была у нас на момент начала этой реформы, я бы первый сказал, что это плохо: двенадцать лучше, чем восемь. В суде присяжных главная идея этого количества — наличие споров. Чем больше будет дискуссий, чем больше человек, тем больше сомнения, критики, проверки. Сокращая коллегию, мы уменьшаем возможность дискуссий. Но это сокращение произошло в сочетании с расширением суда присяжных на уровень районных судов. Это та цена, которая вполне стоит того, чтобы на это пойти, ведь раньше районные суды с участием присяжных рассматривали лишь 250-300 дел в год.

Марьяна Торочешникова: А есть уже какая-то статистика за тот год, что присяжные существуют в новом виде?

Сергей Насонов: В декабре председатель Верховного суда озвучил цифры. Но любая реформа такого уровня начинает развертываться не сразу. На декабрь было рассмотрено порядка 100 с небольшим дел с участием присяжных по всей России, и процент оправданий — 30. В Москве процент оправданий — 50, что и вызвало известное выступление председателя Мосгорсуда и дальше Бастрыкина с критикой расследований, проводимых по этим делам. Дошло даже до того, что в некоторых регионах России в следственных управлениях были изданы такие распоряжения, что если вынесен оправдательный приговор, то следователь, расследовавший это дело, должен писать реферат по теме допущенных процессуальных нарушений и сдавать некое подобие экзамена.

Марьяна Торочешникова: То есть теоретически вслед за появлением присяжных в районных судах должно подтянуться следствие этого звена. А не произойдет ли так, что вместо подтягивания следствия начнут насаждаться манипулятивные практики в районных судах, где рассматриваются дела с участием присяжных?

Анна Ставицкая: Скорее всего, это будет. Но когда присяжные были только в окружных, краевых судах и верховных судах республик, то есть их было мало, было намного легче заниматься этими манипуляциями. А когда в районных судах больший поток дел, сложнее следить за присяжными и практически в каждом процессе подсылать каких-то своих присяжных, следить за ними, держать их на постоянном контроле. Кроме того, у адвокатов большая надежда, что подтянется следствие, и следователи уже не будут думать, что все, что они ни принесут в суд, обязательно перепишут в обвинительное заключение, и вынесут обвинительный приговор.

Сергей Насонов: Месяц назад по одному делу, в котором я принимаю участие как защитник, обвиняемый подал ходатайство о рассмотрении дела в суде присяжных. И прокурор тут же вернул это дело на дополнительное следствие, дав указание провести все экспертизы, о которых мы просили, но в которых следствие нам отказало, прекрасно понимая, что эти пробелы будут использованы в суде, и присяжные все сомнения будут истолковывать в пользу подсудимых с большей вероятностью, чем это сделает профессиональный судья. Так что в конкретных делах это начинает проявляться уже сейчас, и даже само ходатайство о рассмотрении дела присяжными уже дает определенный эффект.

Марьяна Торочешникова: А присяжные действительно верят в то, что все сомнения должны трактоваться в пользу подсудимого?

Анна Ставицкая: Присяжные, может быть, не рассуждают именно так, они верят тем, кто лучше представляет свою позицию.

Марьяна Торочешникова: Российский суд присяжных отличается от американского, и в первую очередь тем, что решение по вердикту о виновности или невиновности человека не должно выноситься единогласно. В американском суде все двенадцать присяжных должны проголосовать за то, что человек виновен или что он невиновен, и пока они все не придут к единому мнению, вердикта не будет. В российском варианте, насколько я понимаю, вопросы ставились на голосование и решались простым большинством. Сейчас, когда коллегию сократили, это работает так же?

Сергей Насонов: Во-первых, единогласия даже в США сейчас практически нигде не осталось, только по отдельным категориям дел и по особо тяжким преступлениям, которые караются очень жесткими наказаниями. Во-вторых, присяжным дается некий интервал времени, и если они не приходят к единодушию, они сообщают судье, что не смогли вынести вердикт, тогда коллегия распускается, и дело начинает рассматриваться заново. У нас же система осталась прежней — большинство голосов. Квалифицированное большинство, то есть две трети, не ввели, хотя такие предложения звучали, в том числе и от адвокатуры. При этом, если голоса совпадают, то есть трое «за» и трое «против», то вердикт считается оправдательным.

Марьяна Торочешникова: А интересно адвокатам работать в суде присяжных?

Анна Ставицкая: Конечно! Идя в обычный суд, ты знаешь, что практически на 90% будет обвинительный приговор, и там уже адвокаты борются за переквалификацию, за уменьшение срока… А в суде присяжных ты можешь добиться оправдания, и это самое лучшее, что может быть для адвоката.

Марьяна Торочешникова: А можно добиться оправдания в суде присяжных, даже если все доказательства свидетельствуют о виновности человека?

Сергей Насонов: Такие вердикты называют нуллифицирующими: они нулифицируют закон. Присяжные считают, что с точки зрения справедливости при доказанности события и причастности они могут оправдать человека. По статистике каждый год происходит около двух таких случаев. Такие нулифицирующие вердикты есть даже среди тех 300 дел, которые рассматриваются в России: с точки зрения человеческой справедливости подсудимый невиновен. Закон не может предусмотреть всех случаев освобождения от ответственности, он работает по шаблонным схемам. Вот, например, дело Веры Краскиной в Ивановском областном суде: она нанесла своему сожителю два или три десятка ножевых ранений, от которых он скончался. Он был в состоянии сильного алкогольного опьянения. Это не необходимая оборона, не крайняя необходимость, здесь нет ни одного правового основания, чтобы освободить ее от ответственности, но присяжные учли, что он над ней издевался, обещал, протрезвев, ее убить. У нас закон говорит о том, что присяжные должны выносить решение, основываясь на принятых в обществе представлениях о справедливости, на основании своей совести. И, суммируя все эти факты, присяжные посчитали, что с точки зрения человеческой справедливости все эти начала дают им основание признать ее невиновной. И приговор устоял. В этой ситуации суд выносит приговор за отсутствием состава преступления.

Марьяна Торочешникова: Есть ли какие-то дела, которые обязательно должны рассматриваться с участием присяжных?

Анна Ставицкая: Практически любое обвинение можно нести присяжным. К примеру, было бы намного меньше нелепых обвинений по экономическим статьям, если бы они подпадали под суд присяжных, не говоря уже о государственной измене. У нас Лефортово забито псевдошпионами: любое такое дело могло быть рассмотрено судом с участием присяжных, и совершенно не факт, что приговоры были бы обвинительные.

Сергей Насонов: Нужно вернуть суду присяжных дела в отношении несовершеннолетних. Безусловно, нужно расширить категории разных дел о вреде здоровью, в связи с превышением пределов необходимой обороны, причинением вреда по неосторожности и других видов вреда.

Марьяна Торочешникова: А есть дела, которые не нужно рассматривать присяжным?

Сергей Насонов: Вряд ли можно выделить такую категорию преступлений.

Анна Ставицкая: Например, есть обвинения в педофилии, и мы прекрасно знаем, что в последнее время участились случаи, когда людей обвиняют в этом ужасном преступлении по другим причинам, а вовсе не потому, что они это совершили. Сейчас в России педофилов нельзя судить с присяжными. Но если человек не виноват, то у него были бы большие шансы доказать это в суде присяжных.

Марьяна Торочешникова: Реформа суда присяжных в России закончена, или власти планируют еще что-то предпринять?

Сергей Насонов: Я считаю, что эта реформа только начинается. И дай бог, чтобы вышли на цифры, о которых говорили: три, пять тысяч дел в год (назывались даже и большие цифры). И смысл здесь не в количестве, а в качестве рассмотрения дел. В России были регионы, где за многие десятилетия вообще не было ни одного дела с участием присяжных. Недавно, например, было рассмотрено первое дело на Сахалине, в маленьком городке Невельске, и был оправдательный вердикт.

Марьяна Торочешникова: А где же взять столько присяжных? Люди ведь не слишком охотно идут в присяжные.

Сергей Насонов: Людей, которые сейчас внесены в списки кандидатов в присяжные, вполне хватит: это около четырех миллионов человек по всей стране. Что касается явки, это острейшая проблема для России, но фатального срыва всех дел не произошло. Проблема в другом. Когда я вижу, что отбор коллегии назначается на 29 декабря или на день перед майскими праздниками, у меня возникает вопрос: понимают ли люди, которые это делают, что никто не придет? В царской России был даже такой нормативный запрет — формировать коллегию перед праздниками и в период посевных работ.

Марьяна Торочешникова: И в царской России штрафовали в случае, если люди не являлись на отбор. Может, стоит и сейчас штрафовать?

Сергей Насонов: Я считаю, что это депопуляризирует суд присяжных. Мы стремимся максимально привлекать население в эти суды, и если сейчас ввести метод понуждения, с правовой точки зрения это будет весьма сомнительно, потому что сейчас участие в суде присяжных — это право, а не обязанность. Нужно привлекать не штрафами, а преференциями: предоставлять какое-то налоговое облегчение, возможно, повысить выплаты, просто популяризировать это.

Марьяна Торочешникова: Наступят ли в России времена, когда не только уголовные, но и гражданские дела будут рассматривать в судах присяжных: например, дела о разделе имущества, связанные с семейным правом, с алиментами?

Анна Ставицкая: Почему нет? Наше правосудие от этого только выиграет.

Сергей Насонов: Об этом говорят, пишут, и даже уже есть такие проекты.

Марьяна Торочешникова: А что тогда останется делать профессиональным судьям?

Сергей Насонов: У них останется огромный пласт работы. У нас каждый год рассматривается больше миллиона уголовных и несколько миллионов гражданских дел, и суд присяжных никогда не охватит даже 5% этой суммы, а весь основной массив отдан профессиональным судьям. Не будем забывать и про инстанции: у нас есть апелляция, кассация, надзор, и это сугубо профессиональная деятельность.

Анна Ставицкая: Но лучше бы было побольше судов присяжных — справедливости и настоящего правосудия было бы больше.

https://www.svoboda.org/a/29970497.html