У талибов* проходит эйфория победы. Афганистан находится на грани полного экономического коллапса. Инфляция, засуха, пандемия коронавируса, внутренние перемещения и массовая эмиграция угрожают опустошить пострадавшую от войны страну. Предыдущее афганское правительство зависело от иностранной помощи на 75 процентов своего бюджета, но сейчас неясно, какой из этих потоков помощи будет поддерживаться, если таковой вообще будет. МВФ и Всемирный банк уже приостановили финансирование Афганистана, в то время как США заморозили активы афганского центрального банка.
Талибан* находится под санкциями ООН и США. К тому же могут быть приняты дополнительные санкции из-за захвата власти этой группировкой и нарушений прав человека. Санкции могут иметь катастрофические последствия, обостряя афганские экономические проблемы.
Афганистан по-прежнему в основном работает как экономика наличных денег. Для многих афганцев последние недели обнажили наихудший сценарий для страны, стоящей на устаревших финансовых рельсах: общенациональная нехватка наличных средств, закрытые границы, падение валюты и быстро растущие цены на основные товары. Многие банки были вынуждены закрыть свои двери из-за того, что закончились деньги. Western Union приостановил все услуги, и даже многовековая система «хавала», которая облегчает трансграничные транзакции через сложную сеть обменников денег и личных контактов, на данный момент остается закрытой.
Прекращение международной помощи приводит к тому, что афганская экономика столкнулась с катастрофическим свободным падением, а наркотики станут еще более значимыми.
Всё это потенциально лишает лидеров Талибана, которые сейчас возглавляют Афганистан, возможностей развивать легальную экономику и толкает их к расширению наркобизнеса.
Афганистан как наркогосударство
По данным ООН Афганистан уже долгие десятилетия является основным источником опия в мире, на его долю в 2015 по 2020 г. г. приходилось 83 процента мирового производства. Незаконная наркоэкономика Афганистана беспрецедентна по своим масштабам и глубоко укоренилась в стране с 1980-х годов. Некоторые цифры: в 2007 году производство афганского опия выросло до ошеломляющих 8 200 тонн. В результате последующего перенасыщения рынка незаконных опиатов и интенсивной вспышки болезни мака производство упало до 3600 тонн в 2010 году. Затем оно снова выросло до 5800 тонн в 2011 году и оставалось с некоторыми колебаниями на этом уровне. В 2014 году оценочное производство опия составляло 6 400 тонн. Тем не менее, в 2017 году производство поднялось до нового рекорда в 9000 тонн, а затем упало в 2018 году до 6400 тонн в результате засухи в Афганистане, которая помешала выращиванию мака и урожайности. Но этого уровня производства достаточно для обеспечения большей части мирового рынка опиатов.
УНП ООН оценило валовую стоимость афганской опиатной экономики, включая выращивание мака, переработку в героин и незаконный оборот до границ Афганистана, в размере от 4,1 до 6,6 млрд долларов США в 2017 году и из-за засухи и снижения цен — от 1,2 до 2,2 млрд долларов США в 2018 году. УНП ООН также оценило опиатную экономику от 6 до 11 процентов ВВП Афганистана. Но если принять во внимание вторичные экономические эффекты, когда наркотики лежат в основе большей части другой законной экономической деятельности (такой как строительство и покупка товаров длительного и краткосрочного пользования), наркотики легко составляют гораздо большую часть афганской экономики.
Более того, даже без учета побочных эффектов производства наркотиков, которые делают возможной легальную экономическую деятельность для многих афганцев, стоимость наркобизнеса превышают стоимость рекордного афганского экспорта легальных товаров и услуг. Государственные доходы практически равны стоимости производства опийного мака.
Большинство мер по борьбе с наркотиками, принятых с 2001 года, были неэффективными или откровенно контрпродуктивными с экономической и политической точек зрения, а также с точки зрения усилий по борьбе с талибами.
Искоренение посевов опийного мака и запреты на него, от которых страдали беднейшие и наиболее маргинализированные в социальном отношении общины, создали значительный политический капитал для талибов и подорвали усилия по борьбе с ними.
Запрет на опиум в 2000 году был в значительной степени мотивирован стремлением Талибана к международному признанию и связанной с ним помощи в целях развития.
Но когда талибы запретили производство опиума, они столкнулись с растущим гневом декхан, лишенных средств к существованию. И сейчас это может спровоцировать сопротивление новому режиму.
Для большей части сельского населения выращивание опийного мака является важным источником основных средств к существованию и безопасности человека.
Выращивание опийного мака и каннабиса, сбор эфедры и производство опия, героина, гашиша, эфедрина и, вероятно, метамфетамина (неясно, сколько эфедры перерабатывается в Афганистане) являются обширными источниками занятости. В частности, выращивание опийного мака и вскрытие капсул для сбора опийной смолы требует больших затрат труда, значительно превосходя возможности трудоустройства во всех других секторах экономики. Например, выращивание мака и сбор опиума в пять раз более трудозатратны, чем выращивание пшеницы. Таким образом, если все посевы мака в Афганистане заменить пшеницей, четыре пятых населения страны потеряют работу.
По данным Специального генерального инспектора США по восстановлению Афганистана (SIGAR), в год выращивание мака обеспечило до 590 тыс рабочих мест с полной занятостью, что превышало количество людей, занятых в Национальных силах обороны и безопасности Афганистана.
В стране, где более 50 процентов населения живет за национальной чертой бедности, а безработица периодически вырастает до 25 или даже 50 процентов, занятость в наркобизнесе является спасательным кругом для многих.
Но, главное, — любые попытки запретить наркотики сейчас потребуют долгосрочного плана по выращиванию альтернативных культур. Все предыдущие запреты на опий в Афганистане продемонстрировали сложность сохранения запретов при отсутствии экономических альтернатив.
Объективно оценивая ситуацию, следует отметить, что уменьшение посевов опийного мака, которое периодически происходило в течение последних двух десятилетий, было не столько результатом запретов, сколько зависело от насыщения глобальных и местных рынков наркотиков, болезней посевов мака, неблагоприятных погодных условий, таких как засуха, или временные принудительные меры в определенных частях Афганистана.
Талибы в наркобизнесе
По сути своей, талибы не мыслят своего существования без наркобизнеса. Стремительное возвращение Талибана к власти в Афганистане знаменует собой один из немногих случаев в истории, когда многоцелевой преступной организации удалось захватить всю страну.
Талибан изображает себя святыми воинами, но на самом деле они действуют скорее как мафия.
«Основным источником финансирования талибов остается преступная деятельность», — говорится в отчёте группы наблюдателей перед Советом Безопасности ООН в июне 2021 года. Там же отмечено, что производство и незаконный оборот как героина, так и метамфетаминов «остается крупнейшим источником дохода талибов».
Талибан получал и получает прибыль от торговли опиумом в четырех основных секторах:
взимая «налог» с дехкан, выращивающих мак, в размере 10 процентов (ushr) от их сельскохозяйственной продукции;
взимая плату за охрану поставок опия и заводов по переработке героина;
взимая «налоги»;
и, во все большей степени, управляя собственными лабораториями по производству наркотиков.
Руководство Талибана управляло и управляет как восходящими, так и последующими аспектами афганской торговли героином — от установления сельскохозяйственных квот на выращивание мака и предоставления финансирования фермерам до оптовых закупок урожая с последующим переработкой его в экспортируемый опий и героин, и, наконец, транспортировкой в соседние страны.
В последние годы, когда Афганистан быстро стал крупным мировым производителем метамфетаминов, Талибан также начал взимать налоги с лабораторий и поставок метамфетаминов, предполагая, что, в конечном итоге, метамфетамин может стать таким же крупным экспортным товаром, как героин.
Многолетний наркобизнес Талибана вписался в транснациональный наркотрафик. Например, в Мексике самым крупным наркокартелем сейчас является картель Синалоа, он контролирует самые высокоурожайные площади в этой стране, на которых выращивается опиумный мак. Это должно было бы превратить этот картель в конкурента Талибана, однако обе организации обслуживают различные рынки, поэтому могут дополнять друг друга.
По оценкам Управления по борьбе с наркотиками (США), Синалоа является фактическим монополистом на рынке героина в США. Кроме того, этот мексиканский картель торгует наркотиками в 60 процентах стран мира — в Западной Африке, Европе, а также в России, Индии и Китае — странах, в которых также продают наркотики из Афганистана. Однако в них Синалоа в основном сбывает кокаин из Южной Америки и синтетические наркотики. Это будет не первый случай, когда преступные организации, которые вообще-то должны конкурировать друг с другом, объединятся, чтобы увеличить прибыль и политическое влияние.
Несмотря на «усилия» США и бежавшей с ней Коалиции по пресечению незаконной торговли наркотиками в стране, наркобизнес составляет до 60% оборота талибов.
Предполагается, что годовой доход талибов от наркотиков взлетел до 1,1 миллиарда фунтов стерлингов в год.
Поскольку после пандемии Афганистан уже столкнулся с экономическим кризисом, эксперты опасаются, что производство наркотиков будет только расти.
Талибы действительно сократили к 2001 году площадь посевов мака по всей стране. Однако в 2020 году по данным Госдепа США площадь увеличилась до 294 тыс гектаров (т.е. в 3,5 раза больше, чем до запретов в 2000 году).
Гретхен Петерс (автор книги «Семена террора» — о роли Талибана в торговле героином) пишет, что точно так же, как члены Коза Ностры и мафии США собрались на Кубе в 1946 году на печально известную Гаванскую конференцию, члены Шуры талибов ещё в 1998 году образовали альянс с региональными организациями, занимающимися незаконным оборотом наркотиков, соглашаясь защищать интересы друг друга, а также заключили союзы с коррумпированными чиновниками в бывшем афганском правительстве. Это основное соглашение сохраняется до сего времени.
Талибан как мафия
Талибы не ограничиваются наркотиками. К другим незаконным источникам доходов Талибана относятся: вымогательство, похищения с целью получения выкупа, незаконная торговля древесиной и полезными ископаемыми, теневой транзит незаконных товаров через страну.
Структура талибов тоже параллельна мафии (авторы употребляют термин «мафия» как синоним «организованной преступности»). Командиры талибов на местах собирали и будут собирать «налоги» и платежи за защиту в своих зонах контроля, выплачивая процент от заработка руководителям талибов, некоторые из которых разбогатели на своей наркобизнесе, тратя деньги на безвкусные особняки и роскошные автомобили (это к вопросу о возможной борьбе талибов с коррупцией).
Наряду с торговлей опиумом талибы создали обширный портфель прибыльных теневых предприятий.
Они применяли безжалостный режим «налогообложения», взимая плату с торговцев, путешествующих через контролируемые районы, а также с клиентов поставщиков электроэнергии, телекоммуникационных сетей и операторов мобильной связи.
Дело дошло до того, что четыре основные афганские телекоммуникационные компании, обслуживающие около двух миллионов абонентов, должны были ежемесячно вносить плату за защиту в каждой провинции, в противном случае их вышки передачи данных были бы атакованы. Платежи обычно находились в пределах 2000 долларов за башню в месяц, но это зависело от того, кто контролирует зону вокруг каждой башни. «В районах Талибана вы должны иметь дело с их комиссионными», — рассказывал местный бизнесмен, чья фирма строит опоры электропередачи, по оценкам, около четверти бюджета его компании шло на оплату защиты дорог и строительных площадок.
Традиционная исламская форма налогообложения, называемая «ушр», также позволяет им брать 10-процентную долю от урожая дехканина, наряду с «закятом», 2,5-процентным налогом на богатство.
Горнодобывающая промышленность — это крупный бизнес в Афганистане, который может похвастаться огромными запасами драгоценных минералов, таких как золото, изумруд и рубины.
Как мелкие фирмы, так и крупные горнодобывающие компании платили и платят боевикам (как мафии) деньги за защиту, за поддержание их деятельности на плаву — и, угрожают смертью, если они этого не сделают.
В отчёте НАТО за 2020 год говорится, что под руководством муллы Якуба (который сейчас занял в правительстве талибов кресло министра обороны) прибыль от добычи полезных ископаемых выросла с 25 миллионов фунтов стерлингов в 2016 году до 336 миллионов фунтов стерлингов в 2020 году.
В том же докладе говорится, что талибы «целенаправленно вторглись в районы Афганистана, где есть полезные ископаемые, и, по их собственному признанию, смогли нарастить свои финансы сверх своих ожиданий».
В сентябре 2020 года в конфиденциальном отчете по заказу НАТО был сделан вывод о том, что Талибан благодаря организованной преступной деятельности «достиг или близок к достижению финансовой и военной независимости», что позволяло ему самостоятельно финансировать свое повстанческое движение без необходимости поддержки со стороны правительств или граждан других стран.
С марта 2019 по март 2020 года, помимо наркотиков, более 450 миллионов долларов было получено талибами от незаконной добычи железной руды, мрамора, меди, золота, цинка и редкоземельных металлов; 160 миллионов долларов от вымогательства и «налогов» в контролируемых им районах и на автомагистралях. Чтобы отмыть заработанные деньги, они импортировали и экспортировали потребительских товаров на сумму 240 миллионов долларов.
В докладе говорится, что талибы также владеют недвижимостью на сумму сотни миллионов долларов в Афганистане и Пакистане.
По данным исследований, которые приводит The New York Times (18.08. 2021), 235 млн долларов талибы ежегодно получают в результате взимаемых денег за возможность безопасного перемещения товаров по территории Афганистана.
Ещё до победы в августе 2021 года талибы сосредоточили своё внимание на приграничных городах, поскольку они имеют огромное экономическое значение, что давало военное и политическое преимущество. Талибан контролировал около десяти международных пунктов пересечения границы. Талибы контролировали рынки и торговые пути в Пакистан, Иран и Таджикистан, что позволяло им систематически облагать «налогами» различные звенья в товарных цепочках. Получение контроля над ключевыми контрольно-пропускными пунктами наполняло казну талибов, в то же время лишало бывшее правительство важного источника доходов.
Самое жестокое и циничное преступление, из того, что совершали талибы в последние годы, — систематические похищения людей. Это обеспечивало талибами ещё один поток доходов, а также политический рычаг воздействия.
Похищения планировались с военной точностью, а цели находились под наблюдением в течение нескольких месяцев. Часто жертвам вводились успокаивающие средства после того, как они попадали в засаду. Выдвигались требования, выдаваемые через Skype, представители различных групп боевиков использовались для отдельных этапов переговорного процесса, чтобы избежать обнаружения.
Требования выкупа варьировались от 360 000 до 1,5 миллиона фунтов стерлингов, хотя возможные сборы могли составлять лишь часть запрашиваемой цены.
Афганская полиция свергнутого режима неоднократно обнаруживала списки богатых участников фондового рынка у похитителей, причем талибы нацелены во многих случаях на индуистов, шиитов и мусульман-ахмади.
Коррупция и талибы
Согласно отчетам Управления ООН по наркотикам и преступности (УНП ООН) афганцы в последнее десятилетие ежегодно платили взяток в размере 2,5 миллиарда долларов, что эквивалентно 23 процентам ВВП этой страны.
Коррупционные сети, пользовавшиеся наибольшей степенью влияния в свергнутом афганском правительстве и его важнейших институтах, уходят своими корнями в сети командиров моджахедов и политические партии, возникшие в ходе конфликтов 1980-х и 1990-х годов, в период советско-афганской войны, последующей гражданской войны.
После Боннского соглашения 2001 года (о временных механизмах власти в Афганистане после вторжения США) многие деятели этих сетей заняли руководящие должности в сформированном национальном правительстве станы. Именно тогда практика покупки государственных постов стала широко распространенной. Эта коммерциализация политической власти привела к развитию внутри ключевых министерств сплоченных сетей патронажа, элементы которых стали заниматься незаконной деятельностью. К моменту нынешнего захвата власти талибами эти сети доминировали на политическом пространстве Афганистана. Они являлись заинтересованными сторонами в слабости государства, поскольку сохранявшаяся хрупкость институтов Афганистана обеспечивала им свободу действий и безнаказанность.
Помимо ослабления важнейших институтов страны, коррупция и организованная преступность сыграли свою роль в разжигании нестабильности и повстанческого насилия. Аналитики постоянно выявляют причинно-следственные связи между хищническим управлением и расширением повстанческого движения в Афганистане, отмечая, например, связь между возрождением Талибана после 2003 года и злоупотреблением властью правительственными чиновниками, силами безопасности и их сетями аффилированных лиц.
Подрывая веру населения в легитимность, эффективность и долгосрочную устойчивость правительства, коррупция не позволяла населению активно мобилизоваться против повстанцев, тем самым оказывая Талибану пассивную поддержку.
Части афганских министерств функционировали не как профессиональные бюрократии, ориентированные на государственное управление, а как вертикально интегрированные коррупционные сети, элементы которых участвовали в различных видах незаконной деятельности и содействовали им.
Коррупция и организованная преступность в важнейших авиа и морских портах въезда в Афганистан также напрямую подрывали безопасность и суверенитет государства, позволяя осуществлять незаконный оборот наркотиков, химических веществ — прекурсоров и оружия, облегчая при этом свободу передвижения повстанцев.
Как поясняется в Стратегии США по борьбе с транснациональной организованной преступностью (2011 г.), «нигде конвергенция транснациональных угроз не является более очевидной, чем в Афганистане и Юго-Западной Азии».
Организованная преступность и коррупция фактически стали ключевым элементом асимметричной войны талибов. Повстанцы находили способы оправдать преступное поведение как часть своего джихада. Как и в случае с кланами мафии и уличными бандами, действующими на Западе, преступное поведение повстанцев одновременно служило защитой и хищничеством по отношению к общинам, в которых действовали повстанческие образования.
***
До захвата власти в стране в организованной преступной деятельности принимали участие большинство членов нового правительства Афганистана. Ждать от них переориентации своих криминально – террористических установок, по мнению большинства международных экспертов в сфере борьбы с транснациональной организованной преступностью, не приходится.
Афганистан — не первая зона конфликта, где организованная преступность стала серьезным дестабилизирующим фактором. Например, подпольные сети военного времени в Боснии превратились в политические преступные сети, связанные с контрабандой, уклонением от уплаты налогов и торговлей людьми, согласно исследованию правительства США 2000 года. Связи между Освободительной армией Косово и балканскими контрабандистскими сетями также замедлили усилия по стабилизации положения в Косово. Исследование Стэнфордского университета, в котором проанализировано 122 гражданские войны с 1945 года, показало, что конфликты, в которых были вовлечены участники организованной преступности, в среднем длились в пять раз дольше, чем остальные.
*запрещённая в РФ террористическая организация
https://zavtra.ru/blogs/talibi_i_mafiya#
