В мае прошлого года 17-летний Игорь Гаврилов поздней ночью возвращался из гостей. Пошатываясь — выпили подростки немало, — он брел по одной из улиц карельского поселка Контокки и разговаривал по телефону с подругой. Сказал, что направляется к ней в Костомукшу. Последний раз уличные камеры зафиксировали молодого человека на заправке — в 3:18. От поселка до города всего два километра по единственной дороге. Там нет ни развилок, ни поворотов. Но Игорь не дошел.

Родители обратились в полицию, сразу завели дело об убийстве. Так поступают всегда, когда пропадает не склонный к побегам ребенок или подросток, чтобы у следователей было больше технических возможностей для розыска. Но в этом случае, утверждают родственники, информацию им приходилось собирать самим.

«Мы фактически взяли на себя роль следователей: ходили по частному сектору, куда после заправки свернул Игорь, просили у людей посмотреть записи с камер, уточняли, не видели ли они его. Подключили волонтеров. Отсматривали купольные камеры в городе — в надежде, что он все же добрался до Костомукши, — вспоминает мачеха пропавшего Елена Гаврилова. — От полиции подключили лишь несколько человек, включая кинолога с собакой».

Версию, что молодой человек заблудился в лесу, отработали первой. Седьмого мая на северо-западе Карелии еще лежал снег. Игоря быстро бы вычислили по следам, но их не было. Предполагали, что подросток мог утонуть — дорога на Костомукшу проходит вдоль озера. Родители с оперативниками выходили на лед, запускали коптер. Не увидели ни следов, ни полыней.

На третий день в нескольких метрах от АЗС, где до этого кинологи и волонтеры осмотрели каждый сантиметр, обнаружили мобильный телефон Игоря. Отпечатков пальцев на нем не было. Но и эта находка не сдвинула дело с мертвой точки — биллинг, по словам адвоката семьи, провели только через год.

«По опыту работы в следствии знаю: первая неделя поисков самая продуктивная. Мобильный телефон надо отрабатывать сразу. Ведь по нему можно определить маршрут, какие абоненты активировались рядом, кому человек пытался позвонить. Ответов на эти вопросы у нас нет до сих пор», — возмущается адвокат Надежда Бородкина, представляющая интересы Гавриловых.

Не ищут, по словам родственников, и незнакомца, который в районе трех ночи проходил рядом с заправкой и попал на камеру наблюдения. Родные Гаврилова считают, что это мог быть убийца или свидетель.

По информации МВД, в стране ежегодно исчезают около двух тысяч человек. Так, из ответа ведомства на запрос РИА Новости следует, что в 2019-м в розыске (в том числе по статье «Убийство») были более 17 тысяч россиян. Нашли 15 тысяч. В 2020-м — похожая картина: 14 и 12 тысяч.

Впрочем, есть и другая статистика — каждый квартал МВД публикует на сайте массив открытых данных по розыску. Мы проанализировали эти отчеты и выяснили, что разыскиваемых в 2019-м значительно больше — почти 50 тысяч. И нашли из них только 15,3 тысячи. Результаты 2020-го: 42 и 9,5 тысячи.

Среди регионов по числу пропавших в 2020-м лидировала Москва (2911 человек) и Московская область (2043). Следом — Чеченская Республика (1700) и Иркутская область (1505).

Опрошенные агентством эксперты — поисковики и бывшие сотрудники уголовного розыска — отмечают, что подсчеты тут всегда вызывали вопросы, однозначного доверия к цифрам у них давно нет.

Изучая открытые данные за прошлые годы, мы увидели много странностей. Например, резкий рост пропавших в 2013-м. Тогда на общую ситуацию особенно повлиял Татарстан. За год статистика там ухудшилась в четыре раза: с 1453 до 5981 человека. Немногим меньше прибавили Кировская и Воронежская области, Приморский край.

Объяснить это в МВД не смогли.

Впрочем, еще больше удивляет резкое сокращение количества разыскных дел. Если в 2018-м их было 76 тысяч, то на следующий год — сразу в полтора раза меньше. До этого показатель снижался планомерно — на несколько тысяч в год.

Такому пике способствовали несколько регионов. Отличились Алтайский и Красноярский края, Амурская, Тамбовская, Кировская и Кемеровская области. Резко статистика улучшилась на Ставрополье, в Вологодской, Архангельской и Воронежской областях.

Республика Татарстан вновь обратила на себя внимание год спустя. Если в 2019 году там было более пяти тысяч разыскных материалов и уголовных дел, то в 2020-м — в пять раз меньше.

Внезапно упала и доля тех, кого находят. До 2017-го включительно в среднем по России этот показатель был в диапазоне 44-58%, к 2020-му скатился до 22%.

Если допустить, что эта статистика отражает реальное положение дел, то с середины нулевых число людей, которых так и не удалось отыскать, приблизилось к населению Псковской области или четырех Магаданских. С 2008 по 2020 год — только по этим данным — пропали почти 624 тысячи человек. За предыдущие годы в открытом доступе информации нет.

Семидесятисемилетний инженер-конструктор Виталий Бондарев пропал полгода назад в столичном районе Хорошево-Мневники. В городе, где камеры на каждом шагу, преподавателя МАИ до сих пор не могут найти ни полиция, ни волонтеры.

По камерам на подъезде установили, что Бондарев направился к остановке. Но как раз в том месте «слепое пятно» — видеонаблюдения нет. Родные надеялись, что его путь легко будет проследить по социальной карте. Для получения этой информации даже полиции потребовалось пять дней.

«В итоге узнали номер трамвая, в который отец сел, и на какой остановке вышел. Но в том районе есть только купольные камеры на крышах домов. По ним узнать человека почти нереально — люди выглядят как точки», — объясняет дочь пропавшего Ксения. Она сама ездила в полицию, просматривала предполагаемый маршрут отца.

Родные надеются, что пенсионер лежит в больнице. Возможно, он потерял память. Но проверить это не смогли. В департаменте здравоохранения Москвы отказали, сославшись на медицинскую тайну.

«Обзванивали с волонтерами и морги. Выяснилось, что в некоторых до сих пор нет компьютерной базы. Сотрудники отвечали, что раз прошел месяц, даже листать книгу учета не будут — слишком это сложно», — говорит Ксения.

Председатель добровольческого поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт» Григорий Сергеев объясняет: разыскиваемые нередко попадают в больницу как неизвестные — в бессознательном состоянии и без документов. Либо из-за деменции или плохой дикции неправильно называют себя. Если такие пациенты умирают, хоронят их под чужими именами.

Руководитель добровольческого отряда приводит в пример показательный случай: в центре Москвы пропал известный профессор. Последний раз его видели спускающимся в переход на Охотном Ряду. В этот «квадрат» направлена камера ФСО, но получить запись непросто. В итоге отследить маршрут пожилого человека волонтерам не удалось. А спустя некоторое время родные пропавшего увидели в соцсетях пост об интеллигентном пациенте одной из больниц, к которому никто не приходит. Даже имя-отчество указали: Давид Яковлевич.

«Кинулись в ту больницу, но было поздно — профессор умер. Причем в это учреждение наши волонтеры звонили не раз. И получали ответ, что неопознанных пожилых мужчин у них на лечении нет», — вспоминает Сергеев.

В «ЛизаАлерт» не раз поднимали вопрос о создании всероссийской базы пациентов.

«Наша идея в том, чтобы сотрудники медучреждений фотографировали поступивших без документов, описывали их одежду по строгому регламенту, — объясняет волонтер. — Сейчас в нескольких регионах есть такие базы, но заполняют их от случая к случаю. А нужно обязать на законодательном уровне».

Россияне часто пропадают буквально на ровном месте. Жителя Перми Артема Двойнишникова ищут уже шесть лет, и зацепок нет. Десятого июля 2015-го он отправился, как предполагает мать, за сигаретами. Дома на столе осталась пустая пачка, а балконная дверь была открыта — значит, ушел ненадолго.

В тот день его не видели ни соседи, ни друзья. Ни на одну из камер Артем тоже не попал.

«Рядом с домом есть магазин с единственной во дворе камерой. Я лично отсматривала записи, когда узнала, что этого не сделали полицейские, — рассказывает мать пропавшего Лариса Двойнишникова. — Сын в магазин не заходил».

Родителей, супругу Артема и друзей проверяли на полиграфе — ничего. Не дал результатов и биллинг — пропавший никому, кроме матери, не звонил. Причин исчезать у него тоже не было: через неделю собирался в отпуск, уже купил путевку на теплоход. Ни долгов, ни сомнительных компаний.

В следствии, говорит Лариса Двойнишникова, склоняются к криминальной версии.

Вице-президент корпорации «Сигма», занимающейся частными расследованиями, Владислав Вайсеро считает, что лишь десять процентов ненайденных сбежали от семьи или долгов, лежат в больнице или были похищены. Остальные погибли — убиты или несчастный случай. А останки не обнаружили.

Собеседник агентства, работавший в столичном угрозыске, припоминает, как несколько лет назад на дне Енисея в машине нашли тела супружеской пары, которая пропала еще в 1995-м.

«Было дело о двойном убийстве, но следствие зашло в тупик. Уже в наши дни во время тренировочных погружений водолазы случайно наткнулись на тот автомобиль. Преступления не было — супруги сорвались с обрыва», — отмечает Вайсеро.

Статистика МВД по найденным живых и мертвых не различает. Достоверных данных о том, сколько пропавших возвращаются домой, нет.

При этом в ведомстве считают количество материалов по установлению личности неопознанных трупов. С 2008 по 2020 год их стало меньше в семь раз: с 111 до 15 тысяч.

Процент опознания тоже немного уменьшился: с 30 до 17, хотя технологии ДНК-идентификации применяются силовиками все активнее.

Больше всего без вести пропавших в столице. Несмотря на то, что путь человека, по словам оперативников, можно отследить до метра.

На камерах в подъездах установлена система опознавания лиц ПАРСИВ. Программа анализирует точки на лице, например, расстояние от края глаз до основания носа, и ищет совпадения.

«Даже в медицинской маске узнает», — уточняет бывший полицейский Владислав Вайсеро.

Пассажиров в метро, аэропортах и вокзалах сканирует другая система — «Ереван». Автомобили на дорогах — «Паутина» и «Поток».

«В Москве «слепых пятен» почти не осталось, — уверяет собеседник. — В результате почти нет квартирных краж — грабители поняли, что их все равно вычислят. У нас были случаи, когда маршрут человека мы устанавливали по камерам банкоматов».

Но не все зависит от техники. Важен и человеческий фактор. «Из-за огромной нагрузки проглядеть кого-то немудрено, — отмечает Вайсеро. — У дежурного оперативника в день может быть по 12 преступлений. Попробуй рассмотри камеры по каждому».

Время тоже против пропавших: одни камеры сохраняют запись десять суток, другие — лишь три дня. Да и в регионах охват видеонаблюдением намного хуже. Даже в Подмосковье ПАРСИВ есть не во всех подъездах.

Кажется, самый простой способ — «пробить» человека по мобильному. По словам Вайсеро, бюро специальных технических мероприятий МВД действительно может это делать — вплоть до комнаты в квартире. Но процедура долгая. Для пеленгации нужна специальная машина — «лодка».

«Три года назад, когда я работал, их было всего три штуки на десять тысяч сотрудников. Как думаете, можно ее задействовать для без вести пропавших?» — задает риторический вопрос собеседник.

По словам бывшего полицейского, максимум, что может сделать сотрудник, — это запросить детализацию соединений абонента и его последнее местонахождение.

Впрочем, конкретную точку на карте, как это бывает во многих детективных сериалах, оператор все равно не укажет. «В лучшем случае даст координаты вышки и азимут — середину сектора в 120 градусов, — уточняет председатель «ЛизаАлерт» Григорий Сергеев. — Это огромный участок, похожий на кусок пирога. Если в городе вышки стоят через каждые 300-400 метров, то в лесу или степи сигнал может идти на несколько километров и нужна дополнительная точность».

Отчасти этим, по мнению экспертов, объясняется и столь плохая статистика в регионах. Например, в Магаданской области и Ненецком автономном округе находят каждого двадцатого, в Северной Осетии и Карачаево-Черкесской Республике — десятого. В Чечне из 1700 человек находят лишь 20-30.

Впрочем, как пояснил РИА Новости министр печати Чеченской Республики Ахмед Дудаев, статистика по региону некорректна, и цифра 1700 — это общее количество жителей, пропавших без вести еще в годы боевых действий.

Почему в общей статистике МВД эти данные представлены как число пропадающих ежегодно людей — вопрос открытый. По закону срок давности по разыскным делам — 15 лет.

Раньше, чтобы получить информацию о местонахождении абонента, полиции нужно было обратиться в суд. Минувшим летом вступили в силу поправки в закон «Об оперативно-разыскной деятельности», обязывающие операторов раскрывать геолокацию без решения суда.

Глава Московского профсоюза полиции Михаил Пашкин считает, что в рамках разыскного дела у сотрудников все еще недостаточно полномочий: «Нужно уголовное. А по без вести пропавшим его возбуждать не спешат. Потому что, скорее всего, это будет висяк».

Всего в России фиксируют примерно по 180 тысяч заявок о пропаже людей в год. В МВД РИА Новости сообщили, что этот показатель растет. Впрочем, большинство обращений успешно отрабатывают в первые часы — без возбуждения разыскного дела.

По мнению Григория Сергеева, даже эти пугающие цифры выглядят заниженными. Например, в США служба 911 ежегодно принимает более 800 тысяч заявок.

«У нас население в два раза меньше. Значит, должно быть порядка 350-400 тысяч», — убежден он.

Волонтеры говорят, что и другие сводные данные в официальной статистике не всегда соответствуют реальности.

«По некоторым областям могу сказать, что количество поисков, которые у нас были, превышает официально заявленные пропажи», — уточняет Сергеев.

При этом высокие показатели в регионах не свидетельствуют о криминогенной обстановке.

«Это значит, что там просто лучше начали считать, — полагает Сергеев. — В областях с большим числом пропаж намного эффективнее работают сотрудники правоохранительных органов».

Несмотря на утверждения полиции об улучшении ситуации, волонтеры в регионах этого не замечают. Наоборот, количество поисков растет. Например, в Татарстане, где, напомним, по официальным данным, люди теперь исчезают гораздо реже, в 2019-м от родственников приняли 551 заявку, в 2020-м — 811, в этом году — еще больше.

После публикации материала агентство получило ответ на запрос от УМВД России по Забайкальскому краю. В ведомстве утверждают, что изменения в подсчетах пропавших связаны с принятием МВД и другими ведомствами нового нормативного акта. Согласно этому документу, «с 2018 года учету не подлежат без вести пропавшие, местонахождение которых установлено в течение десяти суток». 

В Забайкальском крае в 2017 году разыскивалось 1668 человек. В 2018-м возбуждено 603 разыскных дела —  уже только по тем гражданам, кого не нашли за первые десять дней. 

При этом сейчас ситуация с поиском пропавших в Забайкалье соответствует общему тренду: находить людей стали реже. Так, в 2019-м доля найденных в регионе составила 33,2%, в 2020 году — 25,2%, а с января по сентябрь текущего — 17%. 

https://ria.ru/20211216/propavshie-1763852688.html