«Вы можете послушать меня хоть на минутку?» — умолял он.

«Нет!» — отвечала ему толпа, пытаясь забросать его камнями.

«Я думаю о вас, я все время думаю о вас», — кричал он.

«Арестуйте евреев!» — требовали они.

Эта сцена разворачивалась 30 лет назад, в августе 1991 года, когда бруклинский район Краун‑Хайтс потрясли самые сильные расовые беспорядки в истории Нью‑Йорка. Иммигранты с Карибских островов, чернокожие американцы и латиноамериканцы жили в одном квартале с евреями, преимущественно любавичскими хасидами, которые сильно превосходили их численно. Эта вспышка заставила с трудом найденного Динкинсом начальника полиции вернуться обратно в Хьюстон и стоила самому Динкинсу поста мэра, но только после этого следующий начальник полиции Рэй Келли начал восстанавливать полицейские силы. Это, в свою очередь, дало импульс Руди Джулиани ввести более строгий режим управления, когда два года спустя он победил Динкинса на следующих выборах мэра.

До сих пор многие детали ДТП, с которого начались беспорядки, и последовавших за ним событий остаются не вполне ясными, несмотря на 656‑страничный отчет следствия, поданный губернатору Марио Куомо через два года после произошедшего. Оказалось ли случившееся в Краун‑Хайтс однократным взрывом или предвестием чего‑то большего для евреев — вопрос будущего.

Когда произошли события в Краун‑Хайтс, я уже больше десяти лет был редактором журнала New York. Между чернокожими и евреями уже возникали столкновения, но ничего столь же масштабного не было. Трения были неизбежны, потому что десятилетиями малоимущие чернокожие покупали еду и одежду преимущественно в магазинах, которыми владели и в которых работали евреи; они жили в домах, которыми владели или управляли евреи, и часто работали горничными или уборщиками в еврейских частных и многоквартирных домах. Конечно, многие либеральные нью‑йоркские евреи активно участвовали в движении за гражданские права, участвуя в Конференции южного христианского руководства преподобного доктора Мартина Лютера Кинга, ездили на юг участвовать в маршах за свободу, а Майкл Швернер и Эндрю Гудман даже погибли от рук расистов. Но в то же время представители еврейского рабочего класса, которые находились ближе к чернокожим и географически, и по социальной лестнице, боялись их или, наоборот, держались свысока.

Краун‑Хайтс был не единственной точкой столкновения между чернокожими и евреями в 1991 году. Можно вспомнить и о Леонарде Джеффрисе, открытом афроцентристе, возглавлявшем департамент исследования чернокожих в бетонном кампусе Городского колледжа в Западном Гарлеме. Джеффрис осыпал евреев градом обвинений, в том числе в том, что они помогали финансировать работорговлю и создавали фильмы, в которых оскорбляли и унижали чернокожих — он называл последних «солнечными» людьми, в отличие от «ледяных» людей вроде евреев, итальянцев, ирландцев и других белых. Тот факт, что Джеффрис занимался своей демагогией в Городском колледже Нью‑Йоркского университета (моей альма‑матер), представлял особенную опасность, потому что этот вовсе не свободный колледж годами служил убежищем для умных еврейских студентов, которых не принимали в университеты Лиги плюща или которые были слишком бедны, чтобы платить за обучение в частном колледже. Джеффриса выгнали с поста заведующего департаментом, несмотря на яростную защиту Эла Шарптона — тот сам еще не выпутался из проблем, которые возникли у него из‑за выступлений в защиту Таваны Броули — чернокожей девушки, выдвинувшей ложные обвинения против якобы изнасиловавших ее белых мужчин. Шарптон назвал насильником местного прокурора Стивена Пагонеса. Пагонес впоследствии подал в суд и выиграл иск о клевете против Шарптона, Броули и еще одного провокатора по имени Элтон Мэддокс. Мэддокс заявил в своей речи, что генеральный прокурор штата Нью‑Йорк, еврей Роберт Абрамс, мастурбировал на фотографию Броули. Такая была обстановка в то время.

Шарптон фигурировал потом в инциденте, который произошел в принадлежавшем еврейскому бизнесмену магазине одежды на Западной 125‑й улице — главной торговой артерии Гарлема. В 1995 году церковь черных пятидесятников, владевшая зданием, где работала «Модная лавка Фредди» Фреда Харари, потребовала у него выгнать субарендатора — магазин пластинок, принадлежавший чернокожему из ЮАР. Харари попытался выполнить это требование, а Шарптон возглавил протесты против планируемого выселения в самом магазине, еще и обвиняя Харари в отсутствии чернокожих работников. «Мы не будем стоять в стороне и не позволим им выгнать этого брата, — кричал он, — чтобы какой‑то белый контрабандист мог расширить свой бизнес». По‑видимому, то, что «белый контрабандист» получил указание выселить чернокожего арендатора от владельцев помещения — черной церкви, — не имело никакого значения. Через несколько дней какой‑то чернокожий поджег магазин. Поджигатель встал у единственного выхода с револьвером, застрелил двух полицейских и ранил четырех покупателей, пытавшихся бежать из огня. Позднее пожарные нашли еще семерых жертв, которые оказались заперты в здании и задохнулись дымом.

Но именно Краун‑Хайтс получил настоящий резонанс в городе — и этот резонанс чувствуется до сих пор. «Это был погром не жертв расизма, а расистов, нападение на евреев за то, что они евреи», — писал Филипп Гуревич в Commentary два года спустя. Один исследователь назвал случившееся «худшим антисемитским инцидентом в американской истории».

Кошмар начался прозаически. 89‑летний Менахем‑Мендл Шнеерсон, тогдашний лидер любавичских хасидов, собрался ехать в Квинс, чтобы, как и каждую неделю, навестить могилу жены. Полиция, как обычно, обеспечивала безопасность во время его проезда из дома в Краун‑Хайтс и обратно. Среди автомобилей сопровождения была машина без опознавательных знаков с горящими фарами. Шнеерсон находился под защитой полиции с 1960‑х годов — это было необходимо, чтобы оградить его от возможных нападений со стороны соперничающего двора сатмарских хасидов.

Юные ученики Шнеерсона спорили друг с другом за честь сопровождать небольшую колонну на собственных машинах. В 8.20 утра 19 августа 1991 года Йосеф Липш, 22‑летний учащийся ешивы, следовал за машиной Шнеерсона от могилы, направляясь на запад по Президент‑стрит. Когда первые две машины миновали перекресток с Ютика‑авеню, светофор переключился. Пытаясь не отстать, Липш прибавил скорость, проехал, по разным свидетельствам, то ли на желтый, то ли на красный и столкнулся с другим автомобилем. Машину Липша отбросило через перекресток, она переехала через бордюр и сбила семилетнего Гэвина Като и его двоюродного брата, тоже семилетнего Анжело Като. Гэвин, сын мигрантов из Гайаны, оказался под машиной и его кровь смешивалась с маслом, вытекающим из разбитого двигателя. Брат тоже сильно пострадал.

Затем Липш говорил суду, что он выпрыгнул из машины, пытаясь помочь Гэвину, но его схватила толпа чернокожих подростков и стала избивать, пока он пытался вызвать помощь по мобильному телефону. Приехала машина местной службы скорой помощи, которую спонсировали евреи‑ортодоксы, и Липша и его пассажиров увезли — утверждалось, что это было сделано по приказу полиции, чтобы отнять предполагаемых жертв у толпы. Несколько минут спустя приехали городские «скорые» и забрали детей в больницу, где врачи констатировали смерть Гэвина.

По району быстро распространились всевозможные слухи, в том числе о том, что Липш был пьян и не имел водительских прав. Чернокожие подростки на улицах стали бросать камни и бутылки, а около 11 вечера кто‑то якобы крикнул: «Пошли на Кингстон‑авеню, — это была преимущественно еврейская улица, — найдем еврея». Не прошло и часа, как толпа подростков окружила 29‑летнего ортодоксального студента из Австралии по имени Янкель Розенбаум. Его ударили ножом в спину и раскроили ему череп. Розенбаум вскоре умер в больнице Кингс‑Каунти, возможно, потому, что врачи скорой помощи не заметили одно ножевое ранение. Но перед смертью Розенбаум опознал одного из нападавших — им был 16‑летний Лемрик Нельсон‑младший.

Погромщики — многим из которых было всего 13–14 лет — бушевали в квартале еще три ночи. «Убивай евреев», — кричали они. «Гитлер не довел дело до конца». И еще: «Бейте полицейских». Один из сотрудников мэрии по связям с общественностью — белый мужчина — потерял сознание от удара кирпичом, а его машину разбили. Полицейские присутствовали на месте, но проявляли странную пассивность. Они разнимали чернокожих и евреев, но почти ничего не делали, чтобы положить конец насилию, разве что безуспешно пытались догнать быстроногих подростков в кроссовках Nike. Рэй Келли был тогда первым заместителем назначенного Динкинсом начальника полиции, чернокожего Ли Брауна. Тот приехал в Нью‑Йорк из Хьюстона и проводил столько времени за пределами полицейского управления, что его иронически называли «Браун, которого никогда нет».

В книге воспоминаний «На страже», опубликованной в 2016 году, Келли пишет: «Мне кажется, все полицейские пытались разгадать, какая расовая политика царит сейчас в городе», учитывая чернокожего мэра и начальника полиции, а также то, что возглавлял операцию тоже чернокожий офицер. «Некоторые люди говорили, что полицейские пытались просчитать политические риски для собственной карьеры. Они чувствовали, что крайне опасно было проявить излишнюю реакцию на улице. Поэтому они вообще почти не реагировали».

Когда на третью ночь погромов Динкинс и Браун вновь показались в Краун‑Хайтс, толпа задержала и забросала камнями персональную патрульную машину начальника, так называемый «автомобиль один». Келли, который раньше возглавлял районный полицейский участок, а в то время занимал административную должность и собственных подчиненных не имел, находился в управлении. Услышав тревогу, он бросился на место происшествия. Браун попросил Келли взять командование на себя. Келли привел 50 конных полицейских, конвой из автозаков и применил новую тактику — он перекрыл улицы и стал хватать погромщиков.

Осада Краун‑Хайтс закончилась. Но взаимные обвинения продолжались. «Оплакивая погибшего ребенка, — писал Джо Клейн о Шарптоне в следующем номере журнала New York, — он поместил Гэвина Като в райский пантеон жертв насилия белых расистов. Господь заверил преподобного Эла, что Гэвин в райской детской. Там он познакомился с четырьмя девочками, убитыми в Бирмингеме… и не волнуйтесь, за ними присматривают Юсуф Хокинс и Майкл Гриффит…  Они позаботятся о нем и познакомят его с дядюшкой Малкольмом [Икс]». Клейн добавляет: «И неважно, что Малкольм стал жертвой черных сектантов».

Невзирая на общественное недовольство, суд не предъявил обвинений Липшу, расценивая произошедшее как обычное дорожно‑транспортное происшествие. Уголовный суд освободил Лемрика Нельсона‑младшего от ответственности за убийство Янкеля Розенбаума, поскольку прокурорское расследование проводилось с нарушением правил. Липш уехал из США и стал буквально Вечным жидом, находя убежище поочередно в Канаде, Израиле и России. Эл Шарптон прилетел в аэропорт Бен‑Гурион через месяц после беспорядков и попытался вручить Липшу документы на иск в размере 100 млн долларов по обвинению в непреднамеренном убийстве, предъявленном родителями Като. Группа ортодоксов узнала Шарптона в аэропорту. «Отправляйся в ад», — кричали они. «Я уже здесь. Я в Израиле», — ответил им Шарптон. Через несколько часов, не сумев вручить документы Липшу и заставить это сделать американских дипломатов, он улетел обратно.

Прошло тридцать лет, и многие из участников столкновений в Краун‑Хайтс, включая Динкинса и его предшественника Эда Коча, уже умерли. Руди Джулиани пришел на смену Рою Кону на посту советника Трампа, хотя он не обладал наглостью и умениями Кона. Но Рэй Келли и Эл Шарптон еще живы и вспоминают о том эпизоде. Келли рассказал мне, что нью‑йоркская полиция извлекла полезный урок из фиаско в Краун‑Хайтс, когда пострадали 152 полицейских и 38 гражданских. По его словам, департамент разработал гораздо более эффективную систему подготовки и стратегию подавления беспорядков, но мэр Билл де Блазио отказался от этого подхода. Так что, когда в мае 2020 года в городе начались массовые протесты и вспышки насилия после убийства Джорджа Флойда, полицейские с трудом могли сдержать хаос. «Если вы игнорируете уроки прошлого, вы обречены их повторять, — говорит Келли. — Нужно все время учиться». Келли полагает, что следующий мэр, которым почти наверняка станет бывший капитан полиции чернокожий Эрик Адам, заставит городской совет положить конец «реформам», которые ограничивают полицию сегодня. «Они не защищают людей, — говорит он. — Они защищают свои пенсии».

Шарптон до сих пор болезненно реагирует на утверждения, что он не возглавил мирный марш в Краун‑Хайтс после похорон Гэвина Като, а выступил провокатором. Теперь он говорит, что сопереживал семье Като и «общине», когда водителя не привлекли к ответственности — а этого не произошло до сих пор. Он считает, что напряженность между чернокожими и евреями в этом районе существенно снизилась, но тем не менее сохраняется и Эрик Адамс должен обратить особое внимание на примирение.

Количество тяжких преступлений в двух полицейских округах, составляющих Краун‑Хайтс, снизилось за годы, прошедшие после погромов, больше чем на 75% — хотя Келли предупреждает, что статистика теперь составляется так, чтобы ситуация казалась радужнее, чем она есть на самом деле. Уровень антисемитских инцидентов по всему городу значительно возрос, особенно после недавних ракетных обстрелов в Израиле и Газе, где базируется ХАМАС. Похоже, что эти инциденты инспирировали нью‑йоркские мусульмане. По данным полиции, афроамериканцы принимают участие примерно в трети преступлений на почве ненависти в сегодняшнем Нью‑Йорке. Есть несколько видео внезапных нападений на ортодоксальных евреев в характерной одежде, которых избивают чернокожие.

Но все же через тридцать лет после своей небольшой «Хрустальной ночи» евреи Краун‑Хайтс чувствуют себя в большей безопасности. «Времена изменились, и изменились к лучшему», — считает раввин Яаков Голдстейн, чиновник жилищно‑коммунального хозяйства и бывший глава 9‑го общинного совета Бруклина. Еврейская община, которая концентрировалась к югу от Истерн Парквей, распространилась к северу от этой трассы и вплоть до Ист‑Флэтбуша, на улицы, где в те времена доминировали чернокожие. И, невзирая на пандемию, район переживает экономический взлет.

Голдстейн согласен с Шарптоном, что отношения между евреями и чернокожими существенно улучшились. «Напряженность будет существовать всегда, — полагает он, — мы не преломляем хлеб вместе, мы все разные. Бывают ли инциденты? Бывают. Но того, что было, уже нет. Г‑сподь хранит нас».

Оригинальная публикация: New York City’s Kristallnacht