Сергей Пашин называет себя вольтерьянцем и вольнодумцем. Федеральный судья в отставке и профессор Высшей школы экономики, он вершил судьбы людей в лихие 90-е. Пашин знает изнутри систему российского правосудия и ее закулисье, где есть место для взяток и интриг, давления чекистов и предложений, от которых сложно отказаться… Но почти не осталось места для милосердия. Именно Пашин в 90-е годы одел судей в черные мантии и возрождал в России суд присяжных. О своем непростом служении российской Фемиде он рассказал в эксклюзивном интервью «Ленте.ру».
В 1992 году выпускник МГУ Сергей Пашин возглавил отдел судебной реформы правового управления президента России. А через четыре года стал судьей Мосгорсуда. Пашина дважды пытались лишить статуса из-за его принципиальных взглядов на систему правосудия, и всякий раз аргументы его противников признавались несостоятельными. Но в 2001 году, после очередного конфликта с руководством он вышел в отставку. Сняв мантию, Пашин преподавал, в том числе в университетах Гарварда и Йеля, занимался научной деятельностью, работал всовете по развитию гражданского общества и правам человека при президенте России.
«Всякая преступность стремится примкнуть к цивилизованному миру»
«Лента.ру»: 90-е годы принято называть лихими… Приходилось ли вам сталкиваться с братками или бандитами? Оказывали ли они на вас давление?
Сергей Пашин: Я их судил, главным образом. Иногда они звонили, предлагали деньги, свои услуги. А угрожать не угрожали, не помню ни одного случая. Был случай, когда предлагали деньги за осуждение преступника к смертной казни. Это был конкурент, противник по воровскому миру.
Тогда уже был введен мораторий на смертную казнь, и я объяснил, что ее у нас нет, на что собеседник сказал: тогда к пожизненному приговори. Смешные люди… Я сказал, что процесс у нас будет по закону. Иногда звонили и приглашали в баню, обещали ублажить.
Много предлагали, и какой приговор вы в итоге вынесли?
Предлагали пять тысяч долларов. А приговор был относительно мягкий, потому что человек действовал в состоянии аффекта, и мы это установили. Была перестрелка из-за дележа собственности — торговых палаток. Там разбирались между собой этнические группировки. По делу выходило, что это частный конфликт, но на самом деле в него были вовлечены разные преступные группировки, которые за хорошие места устраивали перестрелки. И там были убиты два человека.
Как вы установили, что человек застрелил другого в состоянии аффекта?
Это был его ответ на то, что у него отобрали имущество да еще поколотили — и он открыл стрельбу. Аффект — это такое состояние сознания, когда оно сужено до пределов ситуации.
В 90-х бандиты устраивали разборки на улицах, назначали стрелки…
Стрелки-то в ресторанах в основном или на пустырях.
А потом эти конфликты стали решать цивилизовано в судах — как это произошло?
Просто всякая преступность понемножку стремится примкнуть к цивилизованному миру. Преступники получают легальное имущество, начинают понимать, что калькулятором можно добиться больше, чем автоматом, и идут в легальный бизнес. А потом пилить бюджеты гораздо выгоднее, чем стрелять на улице и отбирать кошельки у прохожих. Поэтому основная преступность сосредоточена во власти или рядом с ней, а это требует некоторых цивилизованных форм, искусством надо интересоваться, а не только блатными наколками.
«У меня была хорошая репутация в преступных кругах»
Вот вас пытались подкупить, звали в баню. А ведь были и наезды, угрозы судьям?
Меня пытались купить пряником… У меня была хорошая репутация в преступных кругах, поэтому со мной обращались учтиво. Хорошая репутация была, я льщу себя надеждой, благодаря справедливости. Уровень следствия в те времена, да и сейчас, очень плохой, и судья может закрывать на это глаза, а может не закрывать. Вот я не закрывал, выносил частные определения в адрес следствия. И применял презумпцию невиновности — это, видимо, нравилось преступникам. Однажды мне позвонил смотрящий следственного изолятора«Бутырка», а я его только что приговорил к 15 годам.
Я удивился: думал, что его Верховный суд освободил, а он, оказывается, звонил из СИЗО. Он сказал, что телефон стоит 50 долларов в неделю, поэтому он может свободно общаться… И еще он мне сказал: «Сергей Анатольевич, тут много ваших крестников, но никто зла на вас не держит, так что, если вы попадете к нам, вас никто пальцем не тронет». (Смеется.) Хороший человек! А на самом деле истероидный психопат. Он 14 пуль в одного человека всадил — стрелял с двух рук, — а другого задушил. И это, видимо, только то, что смогли найти. На самом деле за ним тянулся шлейф.
Крестники — это те, кого вы осудили?
Да, они ждали этапа. Человек, прежде чем его в колонию отправят, ожидает в СИЗО этапа. Ну вот они сидели там, вспоминали, наверное.
У вас была хорошая репутация. А были судьи, которым пришлось столкнуться с наездом или угрозами?
Коллеги рассказывали, что были. Более того, были двое судей, которые вели мафиозные дела. Им полагалась охрана, их очень берегли, стерегли. Все их телефонные разговоры прослушивались. Когда они находились в суде, охранник ждал их. Этих судей возили на спецтранспорте. Они утверждали, что им поступали реальные угрозы. Но иногда под охрану брали предварительно — на случай, если… Прямых угроз не бывало, но надо было перестраховаться. Хотя я сам вел дела, где в основном были убийцы, черные риелторы, подрывники…
«Бандиты звонили и предлагали поговорить»
Часто говорят, что в судах действует телефонное право, а как это происходит? Судье звонят, когда он в совещательной комнате?
Во-первых, судье никто не звонит, тем более в совещательную комнату. Председатель суда — это часть номенклатуры, поэтому распоряжения получает он. И уже председатель дает судье, причем не обязательно прямо, представление о том, как надо решить дело. При этом сплошь и рядом такого представления даже давать не надо — судья сам понимает, кто заинтересован в деле и как его надо решить. А звонить в совещательную комнату — это дикость, уже давно такое не практикуется.
А вам звонили?
Мне звонил сотрудник ФСБ, у них это называется оперативное сопровождение процессов. Это же не мафия, это свои люди. Вот они спрашивают: чем вам помочь? Рассказывают мне личную информацию обо мне, чтобы было понятно, что я у них под колпаком. Я не знаю, может, грубо от кого-то что-то и требуют, но от меня никогда не требовали.
Обычно зампредседателя суда, который сидит на уголовных делах, вызывает и объясняет, что это важное дело, в нем заинтересована власть, мол, ты смотри. Ведь он же не говорит, что тебе надо нарушить закон. Или он может тебя вызвать и сказать: вот ты опять либеральничаешь, опять ходатайства удовлетворяешь, но он же ничего плохого не говорит, но намекает, что надо не разнюниваться, надо решать дело. И ты уже понимаешь что к чему.
Бандиты звонили и предлагали поговорить о деле: мы подгоним машину, отвезем тебя, куда надо, поляну накроем и там поговорим.
Кого вы больше боялись в таких случаях — бандитов или ФСБ?
Нет, я мало чего боюсь. Я и пистолета никогда не носил, ни к чему все это. Судью защищает его праведность. И без толку убивать судью, потому что другой встанет на его место. Надо всю систему тогда взрывать, а это невозможно. Так что частные угрозы не имеют особого значения. Надо спокойно делать свое дело и стараться сохранять любезность и с чекистами, и с бандитами.
Что делает судья в совещательной комнате, чай пьет?
Сперва да. Я с народными заседателями начинал с того, что чай пил, конфетами они закусывали. Я сначала обязательно предлагал им высказаться, что они вообще думают об этом деле. А потом ставил им вопросы фрагментарные: как вы оцениваете это доказательство, а не может ли быть так, что на самом-то деле все по-другому. Потом судья пишет приговор, а народные заседатели отдыхают. Но сейчас нет народных заседателей. Их отменили, в 2004 году были последние процессы с ними.
«Женщины-судьи вышивают приговоры»
Я правильно понимаю, что народными заседателями были простые люди?
Да, но не как присяжные. Народные заседатели должны были работать в суде две недели в году, а фактически были членами своих трудовых коллективов. Они работали годами с одним и тем же судьей и были большой ценностью, потому что списки новых заседателей перестали составляться. И Ельцин [президент России Борис Ельцин] несколько раз продлевал деятельность прежних народных заседателей. Европейский суд по правам человека признавал Россию виновной в незаконном составе суда именно из-за того, что участвовали народные заседатели, срок полномочий которых давно истек.
Почему судей-женщин больше, чем судей-мужчин и есть ли гендерная разница в отправлении правосудия?
В районных судах больше женщин, в областных и краевых — примерно половина мужчин и женщин. Так сложилось, потому что востребованы женские качества — скрупулезность, аккуратность, послушность и работоспособность. У женщин-судей склонность выполнять кропотливую работу — типа вышивать крестиком. Вот они приговоры и вышивают.
В первые годы советской власти было ровно наоборот, но как только суд утратил реальную власть, туда пошли женщины как на менее престижную работу. Вот прокурор — мужик, а женщина — судья. Потому что ничего от нее не зависит — оформляй и все. Женские качества востребованы.
А мягкость, жалостливость?
Женщины быстро утрачивают мягкость в нашей судебной системе. Вместо нее появляется глумливость, такая, знаете ли, взвинченная веселость или осатанение, и злобность. Человек бросается на других, но это уже выгорание. Судья выгорает лет за пять. Нормальное человеческое поведение забывается. Вот пример: одна милая женщина — судья. Подсудимый начал ей жаловаться: камера переполненная, спим по очереди, туберкулез. Она посмотрела на него так ласково и по-женски мягко сказала: «А мы вас сюда не приглашали». Мягко вроде сказала, да жестко спать.
«Судья не заинтересован в спасении человека»
В чем выражается выгорание у судьи?
Когда меня выгоняли из судей, вспомнили, что я освободил туберкулезника из СИЗО. Была пятница, и чтобы парню не сидеть выходные, я отправил секретаря в СИЗО на такси за свои деньги с постановлением об освобождении. Парень уже кровью харкал, лежал в тюремной больнице.
И вот судья говорит мне: «Как вы могли его освободить, он же бациллоноситель, туберкулезник». То есть у нее совершенно сдвинуто сознание, она не понимает, что за это преступление, в котором он обвиняется, нет смертной казни. Она не заинтересована в том, чтобы спасти живого человека. Она рассуждает: а вдруг он кого-то заразит, пусть подыхает в камере — это типичный пример выгорания, и это говорила председатель квалификационной комиссии, то есть сливки сословия. Судья говорит такое судье; что она с подсудимыми делает — непонятно.
А вы почему так поступили — освободили человека, дали свои деньги на такси?
Если по закону, то решение суда подлежит немедленному исполнению. Но немедленное исполнение может затянуться на несколько дней, а человек в больнице. Телефонограмму в СИЗО не примут, им нужна бумага с печатью. С точки зрения нормального человека, деньги на такси не такие уж большие, а человек на два дня пораньше выйдет. Я считаю, оно того стоило.
То есть здесь вы проявили милосердие?
Мы христиане, мы православные. Как говорил Александр Второй: «Правда и милость да царствуют в судах». И русское правосудие — это правосудие милосердное. Вот почитайте старых юристов, и вы с удивлением увидите, что судьи, если кого-то оправдывали, собирали деньги для этого человека и ему вручали, чтобы он никого сразу не ограбил и не убил, когда выйдет из суда. Вот это проявление людского милосердия. К людям надо относиться как к равным себе, а не стоять над ними и бить их по головам.
«Не бывает, что и чувство мести удовлетворил, и в золоте искупался»
Вы руководствовались милосердием, когда приговорили к 10 годам условно женщину за убийство сутенера? В одном из интервью вы рассказывали про фабулу этого дела: женщина потеряла работу во Владимирской области, приехала в Москву и от безысходности стала работать проституткой. Через четыре месяца этой проклятой работы напала на спящего сутенера с ножом и вилкой. Она нанесла ему 70 ранений, и он умер от кровопотери. Выяснилось, что сутенер ее избивал, отобрал паспорт, но главное, что ее подтолкнуло к убийству — он заставлял ее заниматься с ним сексом в извращенной форме.
Это было коллективное решение, со мной были народные заседатели, но да — это было проявлением милосердия. Но оно было связано еще и с оценкой ее преступления. В приговоре я написал, что вероятность повторения такого преступления ничтожно мала. Не надо было ей сидеть — это оценка личности, ситуации. Верховный суд согласился с таким приговором.
А милосердие не мешает судить?
Судья по определению должен быть милосердным. Как писали раньше: «Он должен правду стеречи и быть милосердным». А если судья немилосерден, то это топор, гильотина.
А с потерпевшими у вас не было по этому поводу непонимания?
Непонимания всегда были. Вот один потерпевший мне написал: «Вы сделали все, чтобы смягчить ответственность подсудимых», а подсудимые — два сопливых подростка 16 и 17 лет. Разбойники, конечно, я согласен, злодеи, но проблема в том, что потерпевший не получал возмещения ущерба. Я пригласил его и объяснил, что если бы он раньше пошел на соглашение, то может быть, и деньги бы получил. Но так как он не захотел примирительного договора с родителями подростков, а захотел кары, они сейчас отбывают срок. Ему кажется, что маленький, а мне кажется — большой. Но из колонии денег-то он не получит. Будет получать по три рубля в месяц, но тут что-то одно; так не бывает, что и чувство мести удовлетворил, и в золоте искупался. Если не хватает милосердия, значит, и денег не будет.
«Милосердие спасло человека»
Как сказывается на преступниках милосердие? Есть ли какой-то воспитательный эффект?
Есть понятие «оскуделые души» — это люди, у которых человеческие чувства выжжены, эти люди без рефлексии. Понятно, что милосердие на кого-то не окажет никакого влияния. Но лучше проявить милосердие в надежде, что оно окажет действие, чем не дать человеку шанса. Вот мне так кажется. И еще такое наблюдение. Обычно если я кого-то отпускал, то давал ему денег. Подразумевалось, что я давал в долг…
В смысле, давали свои личные деньги?
Если я отпускал человека из-под стражи, то я ему давал какую-то сумму из своего кармана, а то он выйдет без гроша и первым делом в киоск залезет. Не было случая, чтобы мне эти деньги не вернули. Я никогда не брал расписок, но всегда эти деньги возвращались. Вот не было случая. Так что я думаю, что у людей совесть осталась, несмотря на криминал. А кого-то на работу устраивал.
Вот одно из первых моих дел — некий господин, уже судимый, зарезал другого господина. Я рассматривал дело второй раз, потому что предыдущий приговор другого судьи отменили: поскольку он [фигурант] был ранее судим, его надо было судить не за простое убийство, а за квалифицированное убийство, то есть рецидив. И вместо 10 лет ему могла быть назначена смертная казнь.
Я признал его виновным в убийстве при превышении пределов необходимой самообороны. И освободил из-под стражи в зале суда: я назначил ему наказание, но в пределах отбытого в СИЗО срока. Я ему дал денег и потом еще устроил на работу. У него золотые руки, у этого мужика-убийцы. Он попал в пьяную компанию, где на него набросились, и он отмахнулся ножом — нанес один удар.
Он прекрасно устроился на работу. Месяца через два принес мне деньги и пришел вместе со своей сожительницей — это была такая умилительная семейная пара. Вот помогло милосердие или не помогло? Я считаю, что помогло, спасло человека. Стал работать, ему и надо работать, а не на зоне сидеть.
«Советские судьи отличались свирепой порядочностью»
Вы рассказывали, что в Костроме председатель суда расставила по всему зданию скрытые камеры и следила за подчиненными-судьями. Насколько в судейском сообществе распространены подставы, интриги? Вы говорили, что в 90-х годах судьи копейки получали и вам даже приходилось самому покупать бумагу, а сейчас судьи получают большие зарплаты, это хлебные места…
Все есть — и интриги, и подставы; раздача хлебных дел или наоборот. В 90-х годах были еще старые советские судьи. Они отличались некой свирепой порядочностью, с одной стороны, а с другой — негибкостью. Поэтому они действовали не столько интригами, а напролом. Тогда интриги не были так развиты, как сейчас.
Председатель суда распределяет дела. Это значит, что один судья за 20 лет своей службы может ничего не слышать о коррупции, сидя на рутинных обычных делах. А есть судьи, которых взяли только для того, чтобы давать им хлебные дела. Они в хороших отношениях с председателем, знают, как надо решать дела, по сути, они его alter ego, его тень.
Бывают подставы со стороны правоохранительных органов. Вот вынес судья два оправдательных приговора — и его заподозрили во взяточничестве.
Был известный случай в Петербурге в 2005 году. Во время оглашения приговора обвиняемый взорвал гранату, судья Владимир Казаков получил осколочные ранения. Его увезли в больницу. А председатель суда подняла из лужи крови его приговор и сопоставила с текстом приговора, который был в компьютере судьи. И нашли расхождения, отсюда вывод: судья писал приговор не в совещательной комнате. И Казакова выкинули из судейских рядов. Это типичная интрига.
Да много историй. Вот еще в Мосгорсуде был судья, которого охраняли, он был на особо важных делах, но у него была привычка немножко выпивать. Многие судьи выпивают, потому что работа нравственно тяжелая. Задержался он на службе после рабочего дня, писал, наверное, приговор. Выпил, время восемь часов вечера. Вышел в коридор, а там его уже ждет комиссия. Составляют протокол: походка нетвердая, запах спиртного, и выкинули судью за пьянство в рабочее время. Говорят, что подоплека его увольнения была в том, что он не подчинился указаниям руководства. Но ведь не докажешь. Вот такие интриги.
«Приходит барышня-прокурор, не сильно одетая»
Что судьи носят под мантией?
Есть судейская форма. С 1992 года судьи ратовали, чтобы им выдавали китель — синий костюм с золотыми гербовыми пуговицами. Мантию надевают поверх этого костюма. Мантии бывают двух типов: шерстяная на зиму и шелковая на лето. А что носят женщины-судьи — не буду вдаваться в подробности дамского гардероба.
Были времена, когда прокуроры ходили на суд без кителя. И вот приходит барышня-прокурор, не сильно одетая, и у обвиняемого в изнасиловании бесплатное зрелище. Это не совсем правильно было. Сейчас все прокуроры ходят в кителях, и это хорошо, правда, длину юбки не всегда соблюдают.
При царе судьи сидели на процессах в вицмундирах, как чиновники. В царской России не было мантий. Мантия появилась в лихие 90-е. Кстати, мантию разрабатывал дизайнер Валентин Юдашкин. Я не знаю, кто его выбрал, но полагаю, что Верховный суд. А потом был указ президента Ельцина, которым эта модель утвердилась.
Почему в 90-х решили одеть судей в мантию?
Я был одним из авторов закона о статусе судей: нас было четверо. И я туда ввел мантии — давно мечтал, потому что судьи должны быть похожи на судей. Мантия — это древняя одежда докторов, ученых, судей. Мантия подчеркивает, что судья — не чиновник, он немножко не от мира сего, он на стороне права, а не власти. Вот это важная вещь.
Как судьи складывают сроки, когда несколько эпизодов? Вот в арифметике 4 плюс 4 равно 8, а в приговоре получается пять, как так?
Это зависит от характера преступления. В некоторых случаях наказание определяется путем поглощения за нетяжкие преступления. В некоторых случаях путем полного или частичного сложения — это, в основном, преступления тяжкие и особо тяжкие, а также по совокупности приговоров, когда человек не отбыл одно наказание и совершил новое преступление. Скажем, на зоне кого-то пырнул заточкой. Сперва срок назначается по каждому преступлению в отдельности, а потом судья решает, сколько в итоге дать.
У судей есть специальная шпаргалка, внутренняя таблица сложения?
Нет. Судья понимает, сколько он может дать максимально, а дальше спрашивает себя — это преступление максимального злодейства или так себе, то есть про каждое деяние понятно — оно из ряда вон выходит или не очень. Есть, конечно, еще заказные дела, где наказание определяет не судья, но это еще с советского времени так.
А еще есть формальные правила. Например, если человек пошел на сделку со следствием, то верхняя планка наказания снижается на треть. Есть и такой парадокс: если человек пошел на суд присяжных, то наказание в случае признания его виновным, будет на всю катушку. Жесткое наказание, чтобы не обременял.
«Судьи так перегружены, что забывают нормы»
Сейчас идет работа по введению в судебную систему искусственного интеллекта. Как вы думаете, появятся роботы-судьи?
В судейской работе есть много вещей, которые не связаны с внутренним судейским убеждением, когда закон однозначен. Поэтому предварительное рассмотрение дела компьютерной программой возможно и нужно. Например, 60 несовершеннолетних в год сажают в СИЗО за преступления небольшой тяжести. Хотя по закону арестовать подростка за преступления небольшой тяжести нельзя.
Судьи так перегружены своей работой, что забывают эти нормы. Если бы это дело протаскивалось через компьютерную программу, то искусственный интеллект сказал бы судье, что по закону арестовывать этого парня нельзя, и закон не был бы нарушен. Так что есть вещи, которые компьютерная программа способна одолеть.
Но с нейронными сетями все намного сложнее — надо им скармливать правильные дела и решения. А в остальном нет конечно, робот не сможет заменить судью, потому что внутренние убеждения слишком сложные и разветвленные. Надо создавать программу по типу шахматных, но это дорого, сложно и, главное, не гарантирует 100-процентного законного решения.
Вы — профессор, преподаете в Высшей школе экономики. Как вы считаете, может ли судебная система измениться с приходом молодых?
Если система не изменится, то и судьи не изменятся. Судейское руководство засиделось на должностях и воспроизводит старые подходы из 90-х, из советских времен. Они полагают, что лояльность, послушность, исполнение команд начальства — это самое важное в суде. Но в суде самое важное — это правосудие, а не покорность. Судья не должен быть чиновником, потому что правосудие — это служение.
То есть молодежь не сможет переломить систему?
Молодежь у нас другая в смысле прагматизма: если видит, что послушность, наплевательство к человеческой жизни ведет к карьерному росту, то выберет карьеру. Ведь хочется хлеба не только с маслом, но и с икрой. Племя молодое незнакомое — совсем знакомое.
