Доктор Джеймс О. Финкенауэр о русской криминальной традиции

В рамках онлайн марафона под названием «Загадка русской школы фехтования» доктор Джеймс О. Финкенауэр ответил на ряд вопросов о русской криминальной традиции.

– В чем уникальность и специфика русской мафии, по Вашему мнению, и что отличает ее от других криминальных структур?

– В первую очередь нужно рассмотреть слова «русская» и «мафия». «Русская» – это своего рода неверное название, и по своему опыту могу сказать, что очень много людей, которые были связаны с криминальной деятельностью, русскими не являлись. Они могут быть украинцами, европейцами, албанцами, болгарами и так далее, но слово «русская» стало обобщающим для всех этих групп. К примеру, в России такие люди как чеченцы могут называть себя русскими, потому что жили в Советском Союзе, а на данный момент живут в Российской Федерации.
Само слово «мафия» имеет сицилийское происхождение и относится к итальянской организованной преступности. Это специфический вид преступности, большей частью связанный с обеспечением защиты. Они создают монополию для разных предприятий и обеспечивают защиту, если так можно выразиться, «клятву безопасности» этим коммерческим структурам. Это нечто большее, нежели прямолинейная организованная преступность.
Бо́льшая часть «русских» (подчеркиваю, в этом случае мы используем это слово как ярлык) не является мафией как таковой. У них нет монополии, нет связей с государством и т.д. К примеру, сицилийская мафия Cosa Nostra имеет отношение к государству даже в некоторых регионах США.

– Как вы считаете, какова роль русской мафии в США и насколько она значительна?

– Русская мафия – это всего лишь ярлык, который подразумевает нечто более обширное. Начало 1999 года, после распада СССР, когда большое число людей эмигрировало на Запад, было крайне тревожным периодом для США, в частности, для определенных частей штатов. Район Брайтон-Бич, который находится в Бруклине (Нью-Йорк), стал одним из объектов тщательных исследований, проводимых мною. Часть жителей не являлась русской, при этом было много криминала. Они не являлись большой ОПГ, но в целом были задействованы в местном рэкете, в задачи которого входило подчинение местного бизнеса. Вся эта деятельность не велась в широких национальных масштабах, в отличие от деятельности мафии, и они не могли соперничать с итальянской мафией, которая создавала доминирующую монополию в Нью-Йорке.

– Приходилось ли Вам когда-нибудь встречаться с представителями русской мафии?

– Да, но не намеренно. Я разговаривал с несколькими людьми, которые могли быть представителями этой структуры, так как очень много знали, а знать это они могли только потому, что имели непосредственное отношение к этой структуре. Но при этом они не идентифицировали себя в качестве таковых.

– Если это не конфиденциально, могли бы Вы поделиться историями и случаями подобных встреч?

– Был такой случай. Мне казалось, что я говорю с полицейским. Он сказал, что может помочь в расследовании громкого дела, но при встрече вне офиса. Встреча была назначена в квартире, принадлежавшей его бабушке. Он открыто рассказывал о криминальной деятельности в Москве, но не говорил, что является членом преступной организации.
Другой случай имел место, когда я жил в квартире в Москве, в которой по соседству со мной жил молодой человек. Как-то раз он пришел домой в натуральной шубе. Это была очень дорогая вещь. Я поинтересовался, откуда он ее взял. Так, в ходе нашего разговора, вопросов и ответов, мне стало ясно, что он был задействован в работе подпольного предпринимательского рынка, а это составляет большую часть преступной деятельности. Следует учесть, что в те времена многие вещи нельзя было ввозить в страну, и потому они могли зарабатывать очень большие деньги.

– На какие исторические периоды Вы могли бы разделить этапы формирования русской мафии?

– В этом вопросе есть множество нюансов. В более ранние времена, до формирования Советского Союза, а именно в царскую эпоху, вся собственность принадлежала царю и дворянству, а крестьянам, поскольку они были слугами, не принадлежало ничего. Это стало причиной формирования определенной психологии, которая выглядела так: человек, выросший при царе, мог думать, что собственность не принадлежит никому, а значит ее можно украсть. Это способствовало формированию определенного отношения и мышления относительно имущества – «имущество ничье, оно общее».
Я считаю, что такие вещи как кражи были свойственны той системе. Это могло иметь место и в других странах, но было крайне специфично именно в этой системе. С формированием Советского Союза появились ГУЛАГи. Эта система содержала в тюрьмах не только преступников в нашем понимании этого слова, но и политических преступников, которые образовали систему «воров в законе». Это был самый изощренный криминал в ГУЛАГах, поскольку эти люди были умнее и агрессивнее. Освободившись из тюрьмы, они поднялись до самой верхушки и создали целую традицию (татуировки и т.п.). Они обрели отличные навыки и, будучи профессиональными преступниками, воспользовались условиями во времена правления Хрущева.
Понятия воров и ГУЛАГов являются уникальными в русском мире, что породило определенный образ мышления, свойственный всем преступникам. Я его называю сакраментальным: преступник должен верить, что он способен превратить человека в жертву, он должен знать, что он умнее, способнее, соответственно, он может обманывать. То, что происходило при коммунизме, позволило людям обрести отличные навыки для выживания. Приведу пример. Когда-то во времена СССР в ходе очередной поездки я остановился в московском отеле. В буфете, где мы питались, зачастую был дефицит продуктов. Однажды я увидел, как в буфет привезли сосиски, и первыми, кто пришли за едой, были работники этого отеля. Естественно, для постояльцев ничего не осталось. Я спрашивал у многих людей, почему так происходит, на что получил вот такой ответ: «На всех рабочих местах сотрудники злоупотребляют своим служебным положением, чтобы взять все, что можно, так как в стране дефицит и нехватка продуктов». Это тот же образ мышления, о котором я говорил ранее: «Это никому не принадлежит. Мне нужно кормить свою семью, но я не могу это делать законным способом, поэтому иду в подпольный рынок».
С приездом в США такая психология и сакраментальность никуда не деваются, поэтому чаще всего мы видим преступления, в большинстве своем совершаемые против людей, как это было в период царского правления. Они умело занимаются аферой, проделывают махинации в реестре здравоохранения, а также махинации с акциями на биржах, играют методом «накачки-сброса». Не скажу, что это преступники, занимающиеся уличным насилием. Они совершают интеллектуальные преступления.

– Поскольку Вашей специализацией является транснациональная преступность, могли бы Вы перечислить основные особенности совершения преступлений русской мафией по всему миру?

– Это то, о чем я уже говорил, – их особый навык. Он настолько специфичен по сравнению со всеми известными мне криминальными организациями на национальном или локальном уровнях! Можно сказать, что их метод похож на метод «белых воротничков». Преступление совершается на уровне бюрократии, поскольку они умеют манипулировать ею в свою угоду. Они уникальны в своей подготовительной работе.

– Как живут заключенные в Америке?

– В тюрьмах США их очень мало. Большинство решений по судебным делам в отношении русскоязычного криминала, как их называет ФБР, принимались на уровне федерального правительства, а не правительства штата или местного правительства. Если их сажали в тюрьму, то только в федеральную. Иногда их просто депортировали обратно на родину, вместо того чтобы содержать в тюрьмах США. Есть много людей, отсидевших срок в федеральных тюрьмах США, а затем отправленных в Советский Союз или бывший СССР.

– Какое определение Вы бы дали такому явлению как русская криминальная традиция, с научной точки зрения?

– Само слово «традиция» определяет суть и общее понятие, за исключением «воров в законе» ГУЛАГа – у них криминальной традиции нет. Я думаю, это люди, которые пользуются ситуацией. К примеру, у них нет такого понятия как «люди чести» в сицилийской мафии, нет определенной традиции вступления в членство с определенными ритуалами. Более того, сейчас есть люди, которые покупают статус вора, хотя они этого не заслужили, и, соответственно, они не являются истинными преступниками, как это делали настоящие воры, получая статус и признание по заслугам.

– Какова связь между русской криминальной традицией и такой структурой как НКВД?

– Между ними существует очень тесная связь, поскольку есть ряд преступников, занимающихся как законной, так и незаконной деятельностью. К примеру, человек по имени Семен Могилевич находится в списке розыска ФБР, потому что он считается самым влиятельным советским гангстером. Заниматься нелегальным бизнесом без связей в правоохранительных органах или органах безопасности невозможно. Против этого человека в Москве было выдвинуто обвинение. Однако резко и мистично все обвинения вдруг исчезли, и его отпустили. Почему так? Он оказался невиновен? Я так не думаю, поскольку у него были политические связи, притом не на низшем, а на высшем уровне. Чтобы этот вопрос решить, нужны были люди на должностях судей, депутатов в административных структурах и т.д., которые могли повлиять на принятие решения.
Хотелось бы подчеркнуть, что я слышал от русских о том, что вероломство необходимо для выживания. Во времена СССР у людей не было выбора, и, как следствие, мы имеем дело со сформированным образом мышления о мире, где можно воспользоваться случаем в свою угоду. Такое мышление заложено в фундаменте преступной деятельности. Я считаю, именно в этом состоит их уникальность и особенность.