Русскевич Евгений Александрович
доцент кафедры уголовного права
Московского университета МВД России
имени В. Я. Кикотя,
кандидат юридических наук
ЦИФРОВИЗАЦИЯ УГОЛОВНОГО ПРАВА:
НЕОБХОДИМА ПЕРЕНАСТРОЙКА?
Введение
Проблема цифровизации сейчас обсуждается непрерывно и комплексно. На мероприятиях самого разного уровня о ней говорят политики, экономисты, социологи, философы и, конечно же, юристы. Цифровизация привлекает внимание представителей культуры и искусства, которые пытаются осмыслить ее преимущественно в вопросах морали и этики. Нельзя не упомянуть и о представителях экспоненциально растущей отрасли информационных технологий – основных проводниках комбинаторных изменений в технологическом окружении общества XXIв.
Отношение к цифровизации, можно сказать, полярное. Апологеты предрекают скачок на совершенно новый уровень развития, в эпоху всеобщего экономического процветания (экономика Звездного пути), человеческого долголетия, активного освоения космоса и т.д. Цифрооптимисты призывают «преодолеть человека», вступить на следующую ступень эволюции, объединив биологию и технологию [3].
Пессимисты, напротив, видят в цифровизации бесчувственный и бездушный мир, общество, порабощенное суперкомпьютерами, и предрекают, что если человечество и выйдет на новый виток своего развития, то в цивилизационном смысле он будет последним [1].
Истина, как это часто бывает, находится где-то посередине. Философия цифровой эры должна позволить нам принять развитие технологий, но не превратиться в них [4].
Правовая наука в этих условиях решает свои задачи. Анализируя позитивные и негативные тенденции цифровизации, доктрина не только предлагает решения проблем дня сегодняшнего, но и предпринимает попытки постижения будущего.
В данном очерке представлен авторский взгляд на развитие уголовного права во взаимосвязи и под влиянием цифровых технологий, когда уже в недалекой перспективе все, что может быть оцифровано, виртуализировано и роботизировано, – будет.
Уже в названии статьи, содержащей цитату из известного произведения Эрнеста Хемингуэя, раскрывается основной тезис настоящей работы – цифровизация уголовного права будет проходить в два этапа. Первый этап связан с постепенным насыщением уголовного закона соответствующей терминологией, дифференциацией ответственности с учетом новых (виртуальных) способов совершения посягательства на охраняемые общественные отношения, появлением новых норм об ответственности за посягательства на «цифровые сущности». Второй этап будет характеризоваться тем, что с определенного момента в индивидуальном и коллективном сознании разделение физического и виртуального станет практически невозможным и во многом бессмысленным. Само по себе это создаст основания для того, чтобы такое единое восприятие действительности нашло свое отражение и на уровне правового регулирования, когда механизм уголовно-правовой охраны будет равно применим к инцидентам в виртуальном и реальном (физическом) мире.
Этап первый – последовательная ревизия уголовного права под влиянием цифровизации
На современном этапе уголовный закон не может не реагировать на цифровизацию преступности. Использование информационно-коммуникационных технологий при совершении преступлений имеет выраженную тенденцию к постоянному росту. Кроме того, такие посягательства довольно сложно раскрываются и расследуются, что позволяет сделать вывод о необходимости «перенастройки» уголовного закона с тем, чтобы учесть эти негативные аспекты цифровой трансформации преступности.
В отечественной литературе по уголовному праву можно встретить довольно много конкретных предложений по «оцифровке» уголовного закона [2]. Некоторые из таких инициатив имеют под собой вполне конкретные социально-правовые и криминологические основания, другие в большей мере являются конъюнктурными, нежели направлены на решение практических проблем механизма уголовно-правовой охраны.
Нельзя, однако, забывать, что абстрактный метод построения уголовного закона по большому счету позволяет охватить феномен цифровизации преступности в подавляющем большинстве случаев. Так, дистанционное отключение системы жизнеобеспечения конкретного пациента, совершенное посредством неправомерного вмешательства в функционирование программного обеспечения медицинского оборудования, и с учетом действующей редакции ст. 105 УК РФ может быть квалифицировано как убийство. Равным образом это касается всех составов умышленного причинения вреда здоровью. Развитие систем беспилотного управления транспортными средствами с высокой долей вероятности обусловит возможность неправомерного завладения автомобилем, совершенного путем вмешательства в работу его бортовых систем управления. Вместе с тем, уже сейчас можно сделать вывод, что редакция ст. 166 УК РФ вполне применима и к таким случаям. Демонстрацию конкретных примеров можно было бы продолжить и дальше, однако в этом мало практического смысла. Общая идея предстаёт достаточно ясно – в конструировании специальных составов «киберубийства», «киберугона», «кибертерроризма» и т.п. попросту нет необходимости.
При осуществлении законопроектной работы по дифференциации уголовной ответственности за преступления, совершаемые с использованием информационно-коммуникационных технологий, в целях обеспечения формально-логической определенности норм уголовного закона необходимо руководствоваться следующими положениями.
Первое – адаптирование норм уголовного закона к условиям информационного общества не должно быть связано с конструированием «цифровых двойников» традиционных уголовно-правовых запретов. Такая модернизация отечественного уголовного законодательства неминуемо приведет к избыточному дублированию его положений, выражающемуся в наличии значительного количества норм, конкурирующих друг с другом исключительно на стыке проблемы разграничения виртуального и реального в праве. В этой части значимым направлением адаптирования уголовно-правового механизма к противодействию преступлениям, совершаемым с использованием информационно-коммуникационных технологий, является преодоление традиционного – не цифрового – восприятия уголовного права.
Второе – внесение соответствующих поправок в содержание норм является обоснованным только в тех случаях, когда адаптационная емкость отечественного уголовного законодательства к проявлениям компьютеризированной преступности исчерпывает себя, и толкование нормы выходит за пределы смысла закона, восполняя системный семантический пробел, что свидетельствует уже об аналогии закона или об аналогии права, которые в соответствии со ст. 3 УК РФ запрещены.
Третье – появление нового (информационного) способа совершения преступлений не свидетельствует априорно о том, что он является более опасным, чем традиционный, а во многом указывает на проблему отставания социального контроля от развития общества и изменения преступности.
И наконец, четвертое – признание использования информационно-коммуникационных технологий квалифицирующим признаком преступления в целом должно соответствовать обоснованным в науке критериям дифференциации уголовной ответственности. При этом обязательными основаниями для принятия такого решения являются: 1) необходимость признания использования информационно-коммуникационных технологий квалифицирующим признаком преступления установлена нормами международного права и 2) использование информационно-коммуникационных технологий приобрело значительную распространенность при совершении преступления и существенным образом повлияло на состояние защищенности прав и законных интересов граждан, охраняемых законом интересов общества и государства.
Важно отметить, что до настоящего времени преступления, совершаемые с использованием информационно-коммуникационных технологий, воспринимаются как явление хотя и распространенное, но не массовое в соотношении с преступностью традиционной. Это весьма значимое обстоятельство, объясняющее, почему в ближайшей перспективе мы будем наблюдать модернизацию уголовного закона в целях его адаптирования к новому цифровому миру XXIв. Завершится этот этап, когда комбинаторные технологические изменения еще более глубоко изменят жизнь человека, и мы перестанем проводить различие между нашей реальной и виртуальной жизнедеятельностью.
Этап второй – цифровой палингенезис уголовного права
Фрагментарная цифровизация уголовного закона пригодна только для тех условий, в которых мы еще будем разделять формы реального и виртуального существования. Однако на определенном этапе экспоненциальный технологический прогресс (программы и алгоритмы, умные цифровые помощники, облачные сервисы и роботы, оборудованные искусственным интеллектом и др.) сотрет границы между ними. Технологии настолько прочно войдут в нашу жизнь, что их уже нельзя будет воспринимать как инструменты – они станут необходимым условием нашей жизнедеятельности, и, возможно, уже в другом качестве, не полностью человеческом.
Цифровой способ совершения преступления станет таким же традиционным явлением, как и физический способ, а в некоторых аспектах может и вовсе заместить последний. Например, с учетом современных тенденций цифровизации кредитно-финансового сектора логично предположить, что в будущем посягательства на денежные средства граждан будут практически невозможны по причине элементарного выхода из оборота бумажных денег. В результате специальные указания в уголовном законе об информационном (цифровом) способе совершения преступления потеряют свою смысловую нагрузку и, судя по всему, будут упразднены.
Появление технологии эмуляции биологического мозга человека будет означать возможность совершенно новой формы жизни, когда само понятие о человеке больше не будет связано с его биологической оболочкой. Понятно, что эта жизнь в облаке потребует такой же уголовно-правовой защиты, как и в реальном физическом мире, поскольку здесь мы будем иметь дело не просто с компьютерным кодом, а с человеком. В результате нам необходимо будет пересмотреть саму концепцию потерпевшего от преступления и распространить действие традиционных уголовно-правовых запретов (об убийстве, похищении человека, торговле людьми, клевете и др.) на все посягательства против «цифровой личности». Сам момент наступления смерти человека потеряет свое исключительно биологическое определение, получив дополнительное содержание в том, что в настоящее время мы именуем заурядным уничтожением компьютерной информации.
Смежной проблемой выступает защита субъектов, которые будут обладать подобием человеческого сознания небиологического происхождения. Разумеется, вопрос о модели уголовно-правовой охраны таких «умных машин» целиком зависит от выражения позиции всего человечества (полагаем, в лице универсальных международных организаций) относительно их природы и статуса. Будут ли такие сущности признаны равными человеку, то есть новой небиологической формой разумной жизни или в целом их положение будет сравнимо, например, с животными, уголовно-правовую охрану которых мы реализуем в контексте защиты общественной нравственности, предсказать достаточно сложно. С высокой долей вероятности возможен смешанный сценарий, когда в зависимости от уровня воспроизведения интеллектуальных и эмоциональных качеств человека такие киберфизические системы будут определены в правовом поле дифференцировано – как равные человеку, то есть полноценные участники общественных отношений, новые субъекты права, и как автоматизированные системы с ограниченными функциями (способностями) искусственного интеллекта, то есть как высокотехнологичные устройства, вещи.
Появление «цифровой личности», на наш взгляд, завершит начавшийся переход от традиционного уголовного права индустриального общества XX в. к уголовному праву цифрового мира XXI в. (уголовному праву 2.0). Прежде всего это объясняется тем, что искусственный интеллект и «цифровая личность» принципиально изменят сферу уголовно-правовой охраны.
Переход к уголовному праву нового поколения будет связан с изменением наших представлений о ключевом признаке преступления – общественно опасном деянии. С появлением «цифровой личности» оно потеряет свою человекоцентричную физическую интерпретацию. Можно будет говорить о деянии применительно к любым манипуляциям с компьютерной информацией, совершаемой «цифровой личностью». Эта «деятельность», в результате которой могут пострадать как члены физического, так и облачного мира, станет новой цифровой формой общественно опасного поведения субъекта преступления.
Аналогичный модифицирующий процесс будет реализован и в отношении таких объективных признаков как место, обстановка, орудие и средство совершения преступления.
Ключевым индикатором перехода к «уголовному праву 2.0» станет изменение традиционного представления о субъекте и субъективной стороне преступления. В отечественной юридической науке данная проблема уже была озвучена, хотя и в самом общем виде.
При внешней автономности такие машины являются и останутся не чем иным как орудиями в руках человека. Следовательно, за вред, причиненный в процессе их использования, ответственность должен нести либо владелец, либо разработчик. Здесь срабатывает традиционная модель реализации ответственности в отношении субъекта, поведение которого (активное или пассивное) во взаимодействии со сложной технологической системой явилось непосредственной причиной наступления негативных последствий. Вместе с тем «цифровая личность» и искусственный интеллект (в любой форме своего существования), несомненно, будут самостоятельными носителями интеллектуально-волевых качеств человека, то есть полноценными субъектами права. Это означает, что они же должны быть признаны и субъектами уголовной ответственности. Таким образом, теория уголовного права о субъекте преступления перейдет на принципиально новый этап развития, когда субъектом преступления будет признаваться не только физическое и (или) юридическое лицо, но и клон физического лица в цифровой форме, а также небиологический субстрат человека с искусственным интеллектом.
Расширение представлений о субъекте закономерно породит проблему пересмотра таких категорий как вина, мотив и цель совершения преступления. Психологическая теория вины останется приемлемой только для физических представителей HomoSapiens. Для искусственного интеллекта и физических лиц, продолживших свою жизнь в цифровой форме, она может быть применена лишь при использовании своего рода юридической фикции, когда мы договоримся, что такие субъекты также обладают психикой, позволяющей им «осознавать, предвидеть и желать». Однако, как уже было показано выше, этот вопрос прежде всего необходимо будет поставить и решить в отношении лиц, продолживших свою жизнь в цифровом мире.
Конечно же, в современных условиях обозначенную проблему перерождения (палингенезиса) уголовного права можно причислить к неактуальным или даже надуманным. Однако, в таком подходе есть неоправданное пренебрежение объективно развивающимися процессами. Радикальные изменения технологий происходят на наших глазах. Вчерашние фантастические проекты отдельных ученых сегодня становятся реальным предметом работы инновационных компаний, а уже завтра обыденным явлением, без которого становится невозможной жизнь отдельного человека. Так было с персональными компьютерами и Интернетом, и то же самое может произойти с технологиями цифрового воспроизведения и управления разумом человека.
Заключение
Невозможно точно предсказать, каким окажется будущее. Неоспоримым представляется одно – уголовный закон сохранит за собой роль инструмента разрешения наиболее острых социальных конфликтов (в каком бы измерении они не возникали – реальном либо виртуальном) с опорой на общечеловеческие ценности. Очевидно также, что технологии будут гораздо глубже и прочнее вплетены в нашу повседневную жизнь. В гиперподключенном мире уголовно-правовые риски возрастут многократно.
Крайне важным является то, чтобы«оцифровка» отечественного уголовного права не привела к разрушению субстанциональных признаков отрасли. Значимым направлением приспосабливания уголовно-правового механизма к противодействию преступлениям, совершаемым с использованием информационно-коммуникационных технологий, на наш взгляд, является преодоление «традиционного», «не цифрового», восприятия уголовного права. Это довольно сложная и многоаспектная проблема, которая касается не только подготовки кадров в образовательных учреждениях и повышения квалификации действующих сотрудников правоохранительных органов.
Появление «цифровой личности» завершит начавшийся переход от традиционного уголовного права индустриального общества XX в. к уголовному праву цифрового мира XXI в. («уголовному праву 2.0»). Прежде всего это объясняется тем, что искусственный интеллект и «цифровая личность» принципиально изменят сферу уголовно-правовой охраны.
Литература:
- Бостром Н. Искусственный интеллект. Этапы. Угрозы. Стратегии. / пер. с англ. С. Филина. – М.: Манн, Иванов и Фербер, 2016. – 496 с.
- Ефремова М. А. Уголовно-правовая охрана информационной безопасности: монография. – М.: Юрлитинформ, 2018. – 312 с.
- Курцвейл Р. Эволюция разума или бесконечные возможности человеческого мозга, основанные на распознавании образов / Рэй Курцвейл. М.: Эксмо, 2019. – 352 с.
- Леонгард Г. Технологии против человека / Герд Леонгард. М.: Издательство АСТ, 2018. – 320 с.
- Тихомиров Ю. А. Влияние цифровизации на компетенцию федеральных органов исполнительной власти // Законы России: опыт, анализ, практика. 2018. № 12. С. 90–94.
- Хабриева Т. Я. Право перед вызовами цифровой реальности // Журнал российского права. 2018. № 9. С. 5–16.
