Владимир Семёнович Овчинский.
Цифровая экономика и советская кибернетика
«Дежавю»
Работали с Еленой Лариной над книгой «Криминал будущего уже здесь» – о некоторых негативных последствиях новой (третьей или четвертой) промышленной революции (проблем там много, но это – тема для отдельного разговора). Потом, когда книгу завершили, решил написать учебник «Криминология цифрового мира». Учебник – это уже другой жанр, там надо все расставлять «по полочкам» или пытаться это сделать. И здесь стал ловить себя на мысли, что многие вещи, о которых надо писать, принимают форму «дежавю», т.е. ранее увиденного, услышанного или прочитанного.
Например, говоря о цифровой экономике, все активно обсуждают проект, родившийся в Германии под названием «Индустрия 4.0». Что, по сути, и составляет практическую реализацию цифровой экономики.
Многие положения «Индустрии 4.0» входят в Программу «Цифровая экономика Российской Федерации», утвержденную Правительством РФ в конце июля с.г.
Не успели специалисты привыкнуть к «Индустрии 4.0», как весной этого года новый «взрыв мозга».
В марте 2017 года на выставке CeBit в немецком Ганновере (ключевом для мира инноваций мероприятии, объединившем в 2017 году 200 тысяч человек и 3 тысячи технологических компаний) японский премьер-министр Синдзо Абэ презентовал свой проект – «Общество 5.0» (Society5.0). Этот проект идет еще дальше, чем проект Четвертой промышленной революции «Индустрия 4.0». Идея японских властей – поставить новые технологии на службу общества, внедрить их во все сферы жизни. Цель – оптимизировать быт, деловую деятельность, эффективнее решать проблемы старения населения, ухода за людьми с ограниченными возможностям, обучения.
Мало того, японские ученые в рамках «Общества 5.0» начали разработку искусственного интеллекта, который будет отвечать за работу парламента. ИИ, который создается сейчас, будет помогать членам правительства разрабатывать законопроекты.
Еще более интересно, что разработка «Общества 5.0» ведется в рамках нового пятилетнего Плана научно-технического развития Японии на 2016-2020 гг., одобренного кабинетом министров Японии.
Вот здесь и возникло ощущение «дежавю».
Думаю, что такое? Ведь у меня на столе лежат книги моего старшего друга и учителя Побиска Георгиевича Кузнецова (генеральный конструктор системы жизнеобеспечения в космосе «Спутник-Скалар»), написанные совместно с Михаилом Ивановичем Гвардейцевым (Совмин СССР) и Владимиром Яковлевичем Розенбергом под названием «Специальное математическое обеспечение управления» (М., Советское радио, 1978 (!!) и «Математическое обеспечение управления. Меры развития общества» (М., Радио и связь, 1996).
Но даже с моим дилетантским представлением об информатике и кибернетике (кроме милицейского, юридического образования другим не владею), чувствую, что «дежавю» здесь не случайно.
Суть СМОУ (Специального математического обеспечения управления) – интеграция методов таких наук (теорий), как философия, математика, кибернетика, экономика и обработка информации.
Начальной целью теории является создание алгоритмического аппарата для сознательного использования объективных законов общественного развития в конкретных процессах управления. Конечная цель теории – ускорение процесса увеличения свободного социального времени за счет такого источника, как управление в обществе в широком смысле этого слова, т.е. управление на всех уровнях общественной (политической, экономической, производственной) жизни – от общегосударственного до малого предприятия.
Согласитесь, много общего с японским «Обществом 5.0». Но встает вопрос, а были ли возможности для такой алгоритмизации управленческих решений 40 лет назад?
Были и раньше – с момента создания и развития советской кибернетики и теории информатики уже к началу 60-х годов.
Как погас ОГАС
Читаем воспоминания академика Виктора Михайловича Глушкова, зафиксированные в книге Б.Н.Малиновского «История вычислительной техники в лицах» (изд. «КИТ» ПТОО «А.С.К.», Киев, 1995, стр. 154-168): «Задача построения общегосударственной автоматизированной системы управления (ОГАС) экономикой была поставлена мне первым заместителем Председателя Совета Министров (тогда А.Н.Косыгиным) в ноябре 1962 года. К нему меня привел президент Академии наук СССР В.М.Келдыш, с которым я поделился некоторыми своими соображениями по этому поводу.
Когда я кратко обрисовал Косыгину, что мы хотим сделать, он одобрил наши намерения, и вышло распоряжение Совета Министров СССР о создании специальной комиссии под моим председательством по подготовке материалов для постановления правительства. В эту комиссию вошли ученые-экономисты, в частности, академик Н.Н.Федоренко, начальник ЦСУ В.Н.Старовский, первый заместитель министра связи А.И.Сергийчук, а также другие работники органов управления…
…К этому времени у нас в стране уже имелась концепция единой системы вычислительных центров для обработки экономической информации. Ее выдвинули академик, виднейший экономист В.С.Немчинов и его ученики. Они предложили использовать вычислительную технику, имевшуюся в вычислительных центрах, но не в режиме удаленного доступа. Экономисты, да и специалисты по вычислительной технике этого тогда не знали. Фактически они скопировали предложения, подготовленные в 1955 году Академией наук СССР о создании системы академических вычислительных центров для научных расчетов, в соответствии с которыми был создан Вычислительный центр АН Украины. Они предложили сделать точно то же для экономики: построить в Москве, Киеве, Новосибирске, Риге, Харькове и других городах крупные вычислительные центры (государственные), которые обслуживались бы на должном уровне и куда сотрудники различных экономических учреждений приносили бы свои задачи, считали, получали результаты и уходили. Вот в чем состояла их концепция. Меня, конечно, она удовлетворить не могла, так как к этому времени мы уже управляли объектами на расстоянии, передавали данные из глубины Атлантики прямо в Киев в вычислительный центр.
У нас в стране все организации были плохо подготовлены к восприятию обработки экономической информации. Вина лежала как на экономистах, которые практически ничего не считали, так и на создателях ЭВМ. В результате создалось такое положение, что у нас органы статистики и частично плановые были снабжены счетно-аналитическими машинами образца 1939 года, к тому времени полностью замененными в Америке на ЭВМ.
Американцы до 1965 года развивали две линии: научных машин (это двоичные машины с плавающей запятой, высокоразрядные) и экономических машин (последовательные двоично-десятичные с развитой памятью и т.д.). Впервые эти две линии соединились в машинах фирмы IBM.
У нас нечему было сливаться, так как существовали лишь машины для научных расчетов, а машинами для экономики никто не занимался. Первое, что я тогда сделал, – попытался заинтересовать конструкторов, в частности Б.И.Рамеева (конструктора ЭВМ «Урал-1», «Урал-2») и В.В.Пржиялковского (конструктора ЭВМ серии «Минск»), в необходимости разработки новых машин, ориентированных на экономические применения.
Я организовал коллектив у нас в институте, сам разработал программу по его ознакомлению с задачей, поставленной Косыгиным. Неделю провел в ЦСУ СССР, где подробно изучал его работу. Просмотрел всю цепочку от районной станции до ЦСУ СССР. Очень много времени провел в Госплане, где мне большую помощь оказали старые его работники. Это прежде всего Василий Михайлович Рябиков, первый заместитель председателя Госплана, ответственный за оборонную тематику, И.Спирин, заведующий сводным сектором оборонных отраслей в Госплане СССР. У обоих был очень большой опыт руководства военной экономикой, и, конечно, они хорошо знали работу Госплана. С их помощью я разобрался со всеми задачами и этапами планирования и возникающими при этом трудностями.
За 1963 год я побывал не менее чем на 100 объектах, предприятиях и организациях самого различного профиля: от заводов и шахт до совхозов. Потом я продолжал эту работу, и за десять лет число объектов дошло почти до тысячи. Поэтому я очень хорошо, возможно, как никто другой, представляю себе народное хозяйство в целом: от низа до самого верха, особенности существующей системы управления, возникающие трудности и что надо считать. Понимание того, что нужно от техники, у меня возникло довольно быстро. Задолго до окончания ознакомительной работы я выдвинул концепцию не просто отдельных государственных центров, а сети вычислительных центров с удаленным доступом, т.е. вложил в понятие коллективного пользования современное техническое содержание.
Мы разработали первый эскизный проект Единой Государственной сети вычислительных центров ЕГСВЦ, который включал около 100 центров в крупных промышленных городах и центрах экономических районов, объединенных широкополосными каналами связи. Эти центры, распределенные по территории страны, в соответствии с конфигурацией системы объединяются с остальными, занятыми обработкой экономической информации. Их число мы определяли тогда в 20 тысяч. Это крупные предприятия, министерства, а также кустовые центры, обслуживавшие мелкие предприятия. Характерным было наличие распределенного банка данных и возможность безадресного доступа из любой точки этой системы к любой информации после автоматической проверки полномочий запрашивающего лица. Был разработан ряд вопросов, связанных с защитой информации. Кроме того, в этой двухъярусной системе главные вычислительные центры обмениваются между собой информацией не путем коммутации каналов и коммутации сообщений, как принято сейчас, с разбивкой на письма, я предложил соединить эти 100 или 200 центров широкополосными каналами в обход каналообразующей аппаратуры с тем, чтобы можно было переписывать информацию с магнитной ленты во Владивостоке на ленту в Москве без снижения скорости. Тогда все протоколы сильно упрощаются и сеть приобретает новые свойства. Это пока нигде в мире не реализовано. Наш проект был до 1977 года секретным.
Кроме структуры сети я сразу счел необходимым разработать систему математических моделей для управления экономкой с тем, чтобы видеть регулярные потоки информации. Об этом я рассказал академику В.С.Немчинову, который в то время был тяжело болен и лежал дома, однако принял меня, выслушал и в принципе все одобрил.
Потом я представил нашу концепцию М.В.Келдышу, который все одобрил, за исключением безденежной системы расчетов населения, но без нее система тоже работает. По его мнению, она вызвала бы ненужные эмоции, и вообще не следует это смешивать с планированием. Я с ним согласился, и мы эту часть в проект не включили. В связи с этим мной была написана отдельная записка в ЦК КПСС, которая много раз всплывала, потом опять исчезала, но никакого решения по поводу создания безденежной системы расчетов так и не было принято.
Закончив составление проекта, мы передали его на рассмотрение членам комиссии…
К сожалению, после рассмотрения проекта комиссией от него почти ничего не осталось, вся экономическая часть была изъята, осталась только сама сеть. Изъятые материалы уничтожались, сжигались, так как были секретными. Нам даже не разрешали иметь копию в институте. Поэтому мы, к сожалению, не сможем их восстановить.
Против всего проекта в целом начал резко возражать В.Н.Старовский, начальник ЦСУ. Возражения его были демагогическими. Мы настаивали на такой новой системе учета, чтобы из любой точки любые сведения можно было тут же получить. А он ссылался на то, что ЦСУ было организовано по инициативе Ленина, и оно справляется с поставленными им задачами; сумел получить от Косыгина заверения, что той информации, которую ЦСУ дает правительству, достаточно для управления, и поэтому ничего делать не надо.
В конце концов, когда дошло дело до утверждения проекта, все его подписали, но при возражении ЦСУ. Так и было написано, что ЦСУ возражает против всего проекта в целом.
В июне 1964 года мы вынесли наш проект на рассмотрение правительства. В ноябре 1964 года состоялось заседание Президиума Совета Министров, на котором я докладывал об этом проекте. Естественно, я не умолчал о возражении ЦСУ. Решение было такое: поручить доработку проекта ЦСУ, подключив к этому Министерство радиопромышленности.
В течение двух лет ЦСУ сделало следующую работу. Пошли снизу, а не сверху: не от идеи, что надо стране, а от того, что есть. Районным отделениям ЦСУ Архангельской области и Каракалпакской АССР было поручено изучить потоки информации – сколько документов, цифр и букв поступает в районное отделение ЦСУ от предприятий, организаций и т.д.
По статистике ЦСУ, при обработке информации на счетно-аналитических машинах на каждую вводимую цифру или букву приходится 50 сортировочных или арифметических операций. Составители проекта с важным видом написали, что когда будут использоваться электронные машины, операций будет в десять раз больше. Почему это так, одному Господу Богу известно. Потом взяли количество всех бумажек, умножили на 500 и получили производительность, требуемую от ЭВМ, которую надо, например, установить в Архангельске и в Нукусе (в Каракалпакской АССР). И у них получились смехотворные цифры, скорость вычислений ЭВМ должна составлять около 2 тысяч операций в секунду или около того. И все. Вот в таком виде подали проект в правительство.
Снова была создана комиссия по приемке, меня хотели сделать председателем, но я отказался по этическим соображениям. С этим согласились. После ознакомления членов комиссии с проектом возмутились представители Госплана, которые заявили, что они не все концепции академика Глушкова разделяют, но в его проекте хотя бы было планирование, а в этом одна статистика. Комиссия практически единогласно отвергла этот проект, за исключением меня. Я предложил, учитывая жизненную важность этого дела для страны, признать проект неудовлетворительным, но перейти к разработке технического проекта, поручив это Министерству радиопромышленности, Академии наук СССР, Госплану. С этим не согласились, мое предложение записали как особое мнение и поручили Госплану делать заново эскизный проект.
Госплан потребовал на это два года, а был уже 1966-й. До 1968 года мусолили-мусолили, но абсолютно ничего не сделали. И вместо эскизного проекта подготовили распоряжение Совета Министров СССР о том, что, поскольку очень мудро ликвидировали совнархозы и восстановили отраслевой метод управления, то теперь не о чем заботиться. Нужно, чтобы все министерства создали отраслевые системы, а из них автоматически получится общегосударственная система. Все облегченно вздохнули – ничего делать не надо, и такое распоряжение было отдано. Получился ОГАС – сборная солянка…
Начиная с 1964 года (времени появления моего проекта) против меня стали открыто выступать ученые-экономисты Либерман, Белкин, Бирман и другие, многие из которых потом уехали в США и Израиль. Косыгин, будучи очень практичным человеком, заинтересовался возможной стоимостью нашего проекта. По предварительным подсчетам его реализация обошлась бы в 20 миллиардов рублей. Основную часть работы можно сделать за три пятилетки, но только при условии, что эта программа будет организована так, как атомная и космическая. Я не скрывал от Косыгина, что она сложнее космической и атомной программ вместе взятых и организационно гораздо труднее, так как затрагивает все и всех: и промышленность, и торговлю, планирующие органы, и сферу управления и т.д. Хотя стоимость проекта ориентировочно оценивалась в 20 миллиардов рублей, рабочая схема его реализации предусматривала, что вложенные в первой пятилетке первые 5 миллиардов рублей в конце пятилетки дадут отдачу более 5 миллиардов, поскольку мы предусмотрели самоокупаемость затрат на программу. А всего за три пятилетки реализация программы принесла бы в бюджет не менее 100 миллиардов рублей. И это еще очень заниженная цифра.
Но наши горе-экономисты сбили Косыгина с толку тем, что, дескать, экономическая реформа вообще ничего не будет стоить, т.е. будет стоить ровно столько, сколько стоит бумага, на которой будет напечатано постановление Совета Министров, и даст в результате больше. Поэтому нас отставили в сторону и, более того, стали относиться с настороженностью. И Косыгин был недоволен. Меня вызвал Шелест и сказал, чтобы я временно прекратил пропаганду ОГАС и занялся системами нижнего уровня.
Вот тогда мы и начали заниматься «Львовской системой». Дмитрий Федорович Устинов пригласил к себе руководителей оборонных министерств и дал им команду делать все, что говорит Глушков. Причем с самого начала было предусмотрено, чтобы системы делались для всех отраслей сразу, т.е. какой-то зачаток общегосударственности был.
Устинов дал команду, чтобы никого из экономистов не пускали на предприятия. Мы могли спокойно работать. И это сэкономило нам время, дало возможность подготовить кадры. Для выполнения работы был создан ряд новых организаций – институт Шихаева, институт Данильченко и др. – во всех отраслях по институту.
В конце 60-х годов в ЦК КПСС и Совете Министров СССР появилась информация о том, что американцы еще в 1966 году сделали эскизный проект информационной сети (точнее, нескольких сетей), т.е. на два года позже нас. В отличие от нас они не спорили, а делали, и на 1969 год у них был запланирован пуск сети АРПАНЕТ, а затем СЕЙБАРПАНЕТ и др., объединяющих ЭВМ, которые были установлены в различных городах США.
Тогда забеспокоились и у нас. Я пошел к Кириленко и передал ему записку о том, что надо возвратиться к тем идеям, которые были в моем проекте. «Напиши, что надо делать, создадим комиссию», – сказал он. Я написал примерно такое: «Единственное, что прошу сделать, – это не создавать по моей записке комиссию, потому что практика показывает, что комиссия работает по принципу вычитания умов, а не сложения, и любое дело способна загубить». Но тем не менее комиссия была создана. Председателем назначили В.А.Кириллина (председателя ГКНТ), а меня заместителем.
Комиссия была еще более высокого уровня – с участием министра финансов, министра приборостроения и др. Она должна была подготовить проект решения по созданию ОГАС. И мы должны были вынести эти материалы на рассмотрение Политбюро ЦК КПСС, а Политбюро уже решало, что пойдет на съезд.
Работа началась. И тут я основное внимание уделил уже не столько сути дела, поскольку в проекте она содержалась, сколько механизму реализации ОГАС.
Дело в том, что у Королева или Курчатова был шеф со стороны Политбюро, и они могли прийти к нему и сразу решить любой вопрос. Наша беда была в том, что по нашей работе такое лицо отсутствовало. А вопросы были здесь более сложные, потому что затрагивали политику, и любая ошибка могла иметь трагические последствия. Поэтому тем более была важна связь с кем-то из членов Политбюро, потому что это задача не только научно-техническая, но прежде всего политическая.
Мы предусматривали создание Государственного комитета по совершенствованию управления (Госкомупра), научного центра при нем в составе 10-15 институтов, причем институты уже почти все существовали в то время – нужно было создать заново только один, головной. Остальные можно было забрать из отраслей или Академии наук или частично переподчинить. И должен быть ответственный за все это дело от Политбюро.
Все шло гладко, все соглашались. В это время уже был опубликован проект директив XXVI съезда, включавший все наши формулировки, подготовленные на комиссии.
На Политбюро дважды рассматривался наш вопрос. На одном заседании была рассмотрена суть дела, с ней согласились и сказали, что ОГАС надо делать. А вот как делать – Госкомупр-ли или что-то другое, – это вызвало споры.
Мне удалось «додавить» всех членов комиссии, один Гарбузов не подписал наши предложения. Но мы все-таки внесли их на Политбюро.
А когда мы пришли на заседание (а оно, кстати, проходило в бывшем кабинете Сталина), то Кириллин мне шепнул: что-то, мол, произошло, но что – он не знает. Вопрос рассматривался на заседании без Генерального секретаря (Брежнев уехал в Баку на празднование 50-летия советской власти в Азербайджане), Косыгина (он был в Египте на похоронах А.Насера). Вел заседание Суслов. Вначале предоставили слово Кириллину, потом мне. Я выступил коротко, но вопросов было задано много. Я ответил на все. Потом были приглашены заместители Косыгина, выступил Байбаков. Он сказал так: «Смирнов поддержал и, в общем, все зампреды поддержали наши предложения. Я слышал, что здесь есть возражения у товарища Гарбузова (министра финансов). Если они касаются увеличения аппарата, то я считаю дело настолько важным, что если Политбюро только в этом усматривает трудность, то пусть мне дадут поручение, как председателю Госплана, и я внесу предложение о ликвидации трех министерств (сократить или объединить) и тогда найдется штат для этого дела».
К.Б.Руднев (министр ПСА и СУ) откололся. Он хотя и подписал наш документ, но здесь выступил и сказал, что это, может, преждевременно – как-то так.
Гарбузов выступил так, что сказанное им годится для анекдота. Вышел на трибуну и обращается к Мазурову (он тогда был первым заместителем Косыгина). Вот, мол, Кирилл Трофимович, по вашему поручению я ездил в Минск, и мы осматривали птицеводческие фермы. И там на такой-то птицеводческой ферме (назвал ее) птичницы сами разработали вычислительную машину.
Тут я громко засмеялся. Он мне погрозил пальцем и сказал: «Вы, Глушков, не смейтесь, здесь о серьезных вещах говорят». Но его Суслов перебил: «Товарищ Гарбузов, вы пока еще тут не председатель, и не ваше дело наводить порядок на заседании Политбюро». А он – как ни в чем не бывало, такой самоуверенный и самовлюбленный человек, продолжает: «Три программы выполняет: включает музыку, когда курица снесла яйцо, свет выключает и зажигает и все такое прочее. На ферме яйценосность повысилась». Вот, говорит, что нам надо делать: сначала все птицефермы в Советском Союзе автоматизировать, а потом уже думать про всякие глупости вроде общегосударственной системы. (А я, правда, здесь засмеялся, а не тогда). Ладно, не в этом дело.
Было вынесено контрпредложение, которое все снижало на порядок: вместо Госкомупра – Главное Управление по вычислительной технике при ГКНТ, вместо научного центра – ВНИИПОУ и т.д. А задача оставалась прежней, но она техницизировалась, т.е. изменялась в сторону Государственной сети вычислительных центров, а что касалось экономики, разработки математических моделей для ОГАС и т.д., – все это смазали.
Под конец выступает Суслов и говорит: «Товарищи, может быть, мы совершаем сейчас ошибку, не принимая проект в полной мере, но это настолько революционное преображение, что нам трудно сейчас его осуществить…
Тем временем началась вакханалия в западной прессе. Вначале фактически никто ничего не знал о наших предложениях, они были секретными. Первый документ, который появился в печати, – это был проект директив XXIV съезда, где было написано об ОГАС, ГСВЦ и т.д.
Первыми заволновались американцы. Они, конечно, не на войну с нами делают ставку – это только прикрытие, они стремятся гонкой вооружений задавить нашу экономику, и без того слабую. И, конечно, любое укрепление нашей экономики – это для них самое страшное из всего, что только может быть. Поэтому они сразу открыли огонь по мне из всех возможных калибров. Появились сначала две статьи: одна в «Вашингтон пост», а другая – в английской «Гардиан». Первая называлась «Перфокарта управляет Кремлем» и была рассчитана на наших руководителей. Там было написано следующее: «Царь советской кибернетики академик В.М.Глушков предлагает заменить кремлевских руководителей вычислительными машинами». Ну и так далее, низкопробная статья.
Статья в «Гардиан» была рассчитана на советскую интеллигенцию. Там было сказано, что академик Глушков предлагает создать сеть вычислительных центров с банками данных, что это звучит очень современно, и это более передовое, чем есть сейчас на Западе, но делается не для экономики, а на самом деле это заказ КГБ, направленный на то, чтобы упрятать мысли советских граждан в банки данных и следить за каждым человеком.
Эту вторую статью все «голоса» передавали раз пятнадцать на разных языках на Советский Союз и страны социалистического лагеря.
Потом последовала целая серия перепечаток этих грязных пасквилей в других ведущих капиталистических газетах – и американских, и западноевропейских, и серия новых статей. Тогда же начали случаться странные вещи. В 1970 году я летел из Монреаля в Москву самолетом Ил-62. Опытный летчик почувствовал что-то неладное, когда мы летели уже над Атлантикой, и возвратился назад. Оказалось, что в горючее что-то подсыпали. Слава Богу, все обошлось, но так и осталось загадкой, кто и зачем это сделал. А немного позже в Югославии на нашу машину чуть не налетел грузовик – наш шофер чудом сумел увернуться.
И вся наша оппозиция, в частности экономическая, на меня ополчилась. В начале 1972 года в «Известиях» была опубликована статья «Уроки электронного бума», написанная Мильнером, заместителем Г.А.Арбатова – директора Института Соединенных Штатов Америки. В ней он пытался доказать, что в США спрос на вычислительные машины упал. В ряде докладных записок в ЦК КПСС от экономистов, побывавших в командировках в США, использование вычислительной техники для управления экономикой приравнивалось к моде на абстрактную живопись. Мол, капиталисты покупают машины только потому, что это модно, дабы не показаться несовременными. Это все дезориентировало руководство.
Да, я забыл сказать, что еще способствовало отрицательному решению по нашему предложению. Дело в том, что Гарбузов сказал Косыгину, что Госкомупр станет организацией, с помощью которой ЦК КПСС будет контролировать, правильно ли Косыгин и Совет Министров в целом управляют экономикой. И этим настроил Косыгина против нас, а раз он возражал, то, естественно, предложение о Госкомупре не могло быть принято. Но это стало известно мне года через два.
А дальше была предпринята кампания на переориентацию основных усилий и средств на управление технологическими процессами. Этот удар был очень точно рассчитан, потому что и Кириленко, и Леонид Ильич – технологи по образованию, поэтому это им было близко и понятною
В 1972 году состоялось Всесоюзное совещание под руководством А.П.Кириленко, на котором главный крен был сделан в сторону управления технологическими процессами с целью замедлить работы по АСУ, а АСУ ТП дать полный ход.
Отчеты, которые направлялись в ЦК КПСС, явились, по-моему, умело организованной американским ЦРУ кампанией дезинформации против попыток улучшения нашей экономики. Они правильно рассчитали, что такая диверсия – наиболее простой способ выиграть экономическое соревнование, дешевый и верный. Мне удалось кое-что сделать, чтобы противодействовать этому. Я попросил нашего советника по науке в Вашингтоне составить доклад о том, как «упала» популярность машин в США на самом деле, который бывший посол Добрынин прислал в ЦК КПСС. Такие доклады, особенно посла ведущей державы, рассылались всем членам Политбюро и те их читали. Расчет оказался верным, и это немного смягчило удар. Так что полностью ликвидировать тематику по АСУ не удалось».
«ОГАС погас» – злословили враги ученого и в СССР и за рубежом.
История подтвердила, что слова В.М.Глушкова о том, что советская экономика в конце 70-х годов столкнется с огромными трудностями, оказались пророческими.
До конца жизни он оставался верным своей идее создания ОГАС, реализация которой могла бы спасти хиреющую экономику. Может, он был безнадежным мечтателем? Ученым-романтиком? История еще скажет свое последнее слово. Отметим лишь, что «отрицатели» его идей на Западе пошли его путем и сейчас не стесняются ссылаться на то, что осуществляют его замыслы. Выходит, прав был ученый, говоря о причинах обрушившейся на него критики в зарубежных средствах информации!
Его рассказ о борьбе за создание ОГАС – это обвинительный акт в адрес руководителей государства, не сумевших в полной мере использовать могучий талант учёного. Если бы только Глушкова! Нет сомнения, что это одна из важных причин, по которым великая страна споткнулась на пороге XXI века.
Наличие планового хозяйства в бывшем СССР позволило создать самую эффективную систему управления экономикой. Понимая это, В.М.Глушков и сделал ставку на ОГАС. По оценке специалистов, существовавшая в СССР система управления была втрое дешевле американской, когда США имели такой же валовой национальный продукт. Неприятие ОГАС было стратегической ошибкой нашего руководства, нашего общества, так как создание ОГАС давало уникальную возможность объединить информационную и телекоммуникационную структуру в стране в единую систему, позволявшую на новом научно-техническом уровне решать вопросы экономики, образования, здравоохранения, экологии, сделать доступными для всех интегральные банки данных и знаний по основным проблемам науки и техники, интегрироваться в международную информационную систему.
И сейчас и «Индустрия 4.0», и «Общество 5.0» были бы давно пройденными этапами.
Обогнать США, не догоняя их
Не только В.М.Глушков все свои силы отдал на то, чтобы создать советскую кибернетику и превратить систему управления советским обществом в действительно научно обоснованное, базирующееся на электронно-вычислительной технике.
Анатолий Иванович Китов, доктор технических наук, профессор, заслуженный деятель науки и техники РСФСР, инженер-полковник, еще раньше академика Глушкова выдвинул идею автоматизированной системы управления государством.
Он выдвинул первый в СССР проект, предлагавший объединить в одну национальную сеть вычислительных центров ЕГСВЦ все имеющиеся в стране ЭВМ для решения народнохозяйственных задач (в мирное время) и оборонных задач (при возникновении военных действий).
Он первый перевел книгу Норберта Винера «Кибернетика». Осенью 1959 г. А.И.Китов посылает свое письмо в ЦК КПСС (на имя Н.С.Хрущёва), в котором он придумал, как существенно сократить государственные затраты при создании общенациональной сети вычислительных центров страны. К этому письму в ЦК КПСС был приложен разработанный им радикальный двухсотстраничный проект создания общесоюзной сети ЭВМ двойного – военного и гражданского – назначения (полное название проекта «О мерах по преодолению отставания в создании, производстве и внедрении ЭВМ в Вооруженные силы и народное хозяйство страны», однако он более известен как проект «Красная книга»).
Разработанный А.И.Китовым новаторский проект автоматизации управления Вооруженными силами СССР и народным хозяйством страны на базе двойного использования Единой Государственной Сети Вычислительных Центров (ЕГСВЦ) имел гриф «СС» («Совершенно секретно»). А.И.Китовым предлагалось вместо распыления по десяткам тысяч предприятий, учреждений и организаций Советского Союза средств вычислительной техники сосредоточить их в единой общегосударственной сети мощных вычислительных центров военного подчинения. Мощности этих центров должны были быть рассчитаны с большими запасами и резервами на пиковые нагрузки решения военных задач (ПВО, ГРУ ГШ, РВ, управления войсками и др.). В мирное время эти центры должны были решать народнохозяйственные и научно-технические задачи как для центральных органов, так и для региональных предприятий и учреждений. В соответствии с проектом А.И.Китова обслуживаться эти мощные вычислительные центры должны были военным персоналом, что обеспечивало бы повышенную четкость и надежность их работы. Эти центры должны были располагаться в надежных укрытиях; доступ к ним должен был быть только дистанционный (телеобработка). Как формулировалось в письме А.И.Китова, «Реализация данного проекта позволит обогнать США в области разработки и использования ЭВМ, не догоняя их».
Идея А.И.Китова была совершенно блестящая и своевременная. Тем более, что отставание от США в области разработки и использования ЭВМ еще не обрело фатальной необратимости. Поэтому А.И.Китов буквально «бил в набат», пытаясь «достучаться» до самого высшего руководства страны. Он осознавал, что положение еще может быть исправлено, если будут предприняты руководителями СССР кардинальные меры по перестройке управления национальной экономикой, базирующиеся на повсеместном использовании объединенных в общенациональную компьютерную сеть вычислительных машин и экономико-математических методов. А.И.Китов подчеркивал, что в этом случае будут использованы в полной мере присущие социалистической системе Советского Союза централизованное планирование и управление производством.
Это инициатива обращения А.И.Китова к высшему руководству СССР имела, к сожалению, печальные последствия. Содержавшаяся в письме в ЦК КПСС критика А.И.Китовым состояния дел с использованием вычислительной техники в стране, и особенно в армии, вызвала гнев «высокого» руководства. Проект был отвергнут, а самого А.И.Китова исключили из членов КПСС, сняла с престижной генеральской должности 1=го заместителя начальника ВЦ=1 МО СССР, отвечавшего за все научные проекты этого вычислительного центра. Его фактически удалили из армии, откомандировав сперва в распоряжение Главного управления кадров, а через короткое время прикомандировали на работу в НИИ-5, переподчиненного Государственному комитету по радиоэлектронике при СМ СССР (ГКРЭ при СМ СССР). Причем в партийно-служебной объективкеА.И.Китова, составленной в то время Главным политическим управлением Министерства обороны СССР (ГлавПУР), прямо декларировалось запрещение назначать А.И.Китова на руководящие должности.
Время показало, что тяжелая неудача с проектом «Красная книга» не сломила А.И.Китова. Он выдержал психологически обрушившиеся на него непонимание, невежество и несправедливые гонения всемогущих партийно-чиновничьих структур и продолжил свою ежедневную упорную работу на выбранном им еще со студенческих лет научном поприще.
Спустя несколько лет руководство страны и Министерство обороны, в частности, вернулось к рассмотрению создания систем, повторяющих ряд положений проекта А.И.Китова «Красная книга». Идеи А.И.Китова обогнали свое время и только спустя 10-20 лет начали реализовываться, да и то далеко не в полном объеме.
В СССР А.И.Китов является автором первой в стране позитивной статьи о кибернетике, первой диссертации по программированию, первой книги по ЭВМ и программированию, первых работ по «неарифметическому» использованию ЭВМ, первого проекта общенациональной сети ЭВМ, первого отечественного учебника по компьютерной проблематике, первого доклада по АСУ и т.д. Он создатель самой быстродействующей в СССР ЭВМ своего времени, первого в стране отдела ЭВМ, вычислительного центра № 1, теории ассоциативного программирования, типовой отраслевой автоматизированной системы управления (ОАСУ), первой АСУ для непроизводственной сферы – для медицины, двух алгоритмических языков программирования (АЛГЭМ – для использования в экономике и НОРМИН – для использования в медицине) и многого другого.
Выдающиеся советские кибернетики В.М.Глушков, А.И.Берг, А.А.Ляпунов и многие другие известные ученые неоднократно отмечали А.И.Китова как пионера и бескомпромиссного борца за кибернетику, информатику и АСУ.
С.Герович, работающий в США научным сотрудником Института истории науки имени Исаака Ньютона при Массачусетском технологическом институте (MIT, Boston, USA), в своей работе «InterNyet: why the Soviet Union did not build a nationwide computer network», изданной в США в 2008 году, пишет: «Первое предложение создать в СССР общенациональную компьютерную сеть многоцелевого назначения, в первую очередь для экономического управления в масштабе всей страны, поступило непосредственно из Вооруженных сил СССР от инженер-полковника Анатолия Ивановича Китова».
Распиленная ЭВМ
Принято считать, что «история не терпит сослагательного наклонения». Всегда считал, что это глубоко ошибочный подход. Историю всегда надо рассматривать как в реальном, так и в виртуальном измерении. Только это дает возможность вскрыть ошибки, преступления, понять, как исправить то, что казалось бы исправить нельзя. И, главное, чаще напоминать имена тех, кто мог изменить мир, и кому не дали это сделать.
В ряду таких людей, касаясь темы советской кибернетики, нельзя не вспомнить многих выдающихся ученых, особенно тех, чье сердце не остановилось тогда, когда это казалось неминуемым.
Что должен был испытывать ученый, когда у него на глазах демонтируют лучшую в мире (на тот исторический период) ЭВМ и распиливают ее на куски электропилой? А это пережил Николай Петрович Брусенцов, который впервые в мире создал троичный компьютер под названием «Сетунь».
Сошлемся опять на книгу Б.М.Малиновского «История вычислительной техники в лицах», который посвятил Николаю Петровичу Брусенцову целую главу, назвав ее «Творец троичной ЭВМ».
Первый экземпляр «Сетуни» (а машина была названа так по имени речки, протекавшей возле университета) был готов к концу 1958 г. Сделали ее, можно сказать, своими руками сотрудники возглавляемой Н.П.Брусенцовым лаборатории. На десятый день комплексной наладки машина заработала. Такого в практике наладчиков разрабатываемых в те годы ЭВМ еще не было.
Постановлением Совмина ССР серийное производство «Сетуни» было поручено Казанскому заводу математических машин. Но желания наладить крупносерийное производство у руководства завода не было. Выпускали всего по 15-20 машин в год, а вскоре и от этого отказались. Причины: «Сетунь была слишком дешевой машиной, а значит, невыгодной для завода», и тот факт, что она надежно и продуктивно работала во всех климатических зонах от Калининграда до Магадана и от Одессы до Якутска, причем без какого-либо сервиса и по существу без запасных частей, в расчет не принимался.
Нужно сказать, что к машине сразу же был проявлен значительный интерес за рубежом. Внешторг получил на нее заявки из ряда европейских стран. Но ни одна из них не была реализована.
В 1961-1068 гг. Брусенцов вместе с Жоголевым разработал архитектуру новой машины, названной затем «Сетунь-70». Было намечено к 1970 г. разработать действующий образец.
Сроки были в обрез. Но в апреле 1970 г. образец уже действовал.
Но в этот момент лаборатория Н.П.Брусенцова после создания машины «Сетунь-70» была выселена из помещения ВЦ МГУ на чердак студенческого общежития. Первое детище Николая Петровича – машина «Сетунь» (экспериментальный образец, проработавший безотказно 17 лет) была варварски уничтожена – ее разрезали на куски и выбросили на свалку.
Это по поводу сослагательного наклонения в истории. Мы же должны когда-нибудь вспомнить тех, кто это сделал. Особенно сейчас, в век цифровой экономики.
В феврале 1964 г. создатель кибернетики Норберт Винер дал интервью журналу «U.S. News&World Report»:
Вопрос. Вы нашли во время вашей последней поездки в Россию, что Советы придают большое значение вычислительной машине?
Ответ. Я скажу вам, насколько большое. У них есть институт в Москве. У них есть институт в Киеве. У них есть институт в Ленинграде. У них есть институт в Ереване, в Армении, в Тбилиси, в Самарканде, в Ташкенте и Новосибирске. У них могут быть и другие.
Вопрос. Используют ли они эту область науки полностью, если сравнить с нами?
Ответ. Общее мнение – и оно идет от самых разных лиц – таково, что они отстают от нас в аппаратуре: не безнадежно, а немного. Они впереди нас в разработке теории автоматизации…».
Вряд ли Винер кривил душой.
Могла ли «перестройка» стать кибернетической?
В 1964 году Винер предупреждает своих заокеанских коллег о возможном прорыве русских по вопросам автоматизации. Потом весьма странные мытарства академика Глушкова, уничтожение троичной ЭВМ Брусенцова и логически на свет появляется рабочая записка «О советской программе форсированного развития ЭВМ», подготовленная в разгар «перестройки» (02.08.1985 г.) еще одним выдающимся советским ученым Александром Семеновичем Нариньяни – в ту пору работавшим в Вычислительном центре Сибирского отделения АН СССР.
Вот ее содержание:
«Положение в советской вычислительной технике представляется катастрофическим. Наши ЭВМ выпускаются на устаревшей элементной базе, они ненадежны, дороги и сложны в эксплуатации, у них мала оперативная и внешняя память, надежность и качество периферийных устройств – несравнимы с массовыми западными. По всем показателям мы отстаем на 5-15 лет.
Это положение является следствием многих факторов, важнейшим из которых является «тотальная» ведомственная анархия на фоне отсутствия координирующей научно обоснованной государственной политики в области вычислительной техники. Решающий шаг на пути к современному кризису был сделан около 15 лет назад, когда было принято решение о прекращении развития оригинальных советских линий ЭВМ (две из которых – БЭСМ и Минск – были вполне успешными) и о начале «эры копирования» с западных прототипов. К основным последствиям этого шага относятся следующие:
(1) «Запланированное» отставание, – даже покупка готовой технологии обеспечивает разрыв в 3-5 лет, а принятый нашей промышленностью метод «заимствования» увеличил этот срок не менее чем вдвое.
(2) Отсутствие оригинальных разработок и деквалификация кадров, – практически все аппаратные разработки последние 15 лет ориентированы на прототипы.
(3) Отсутствие перспективы: основные копируемые семейства ЭВМ морально устарели и закрыты на Западе, соответствующие советские серии имеют «в запасе» 3-5 лет, обеспеченные их отставанием, далее – тупик.
(4) Отсутствие мощных современных машин, – основная советская серия ЕС копирует одну из наиболее неудачных линий американских ЭВМ, в наших условиях она особенно сложна и ненадежна в эксплуатации: оригинальная БЭСМ-6, созданная 20 лет назад, по большинству эксплуатационных параметров не уступает последним моделям ЕС ЭВМ.
Упомянутое решение и последовавшие за ним годы качественной деградации советской вычислительной техники американцы называют «крупнейшей победой ЦРУ» и «главным скандалом века». Люди, ответственные за него и его последствия, систематически дезинформировавшие руководство страной о реальном положении вещей, получили ордена и государственные премии.
Разрыв, отделяющий нас от мирового уровня, растет все быстрее: в начале 80-х годов в ведущих странах было признано, что вычислительная техника является стратегически решающей отраслью индустрии, определяющей в перспективе промышленный и оборонный потенциал, существенно влияющий на социальную организацию общества. США, Япония и ЕЭС сформировали крупномасштабные программы по разработке новых поколений ЭВМ и созданию развитой информационной технологии на их основе. Эти проекты направлены в конечном счете на две стратегические цели:
– массовое внедрение интеллектуализированных ЭВМ во все сферы социальной, промышленной и военной структуры, т.е. формирование новой технической революции на базе автоматизации обработки информации и знаний;
– создание супер-ЭВМ.
Эти проекты резко интенсифицировали прогресс вычислительной техники в ведущих странах. В нашей стране попытка ГКНТ в 1983 г. организовать подобную программу была блокирована единым фронтом ведомств, не пожелавших пойти на кооперацию. За последние годы в этом направлении не произошло практически ничего. Между тем теперь каждый потерянный нами месяц «стоит» все дороже. Мы близки к тому, что теперь не только не сможем копировать западные прототипы, но и вообще окажемся не в состоянии даже следить за мировым уровнем развития.
В то же время вместо реальной интегрирующей программы долгосрочного развития (на бумаге такая программа создается до 2015 года) в стране готовится второй «скандал века»: на этот раз многие советские фирмы развертывают производство персональных ЭВМ, копируемых с уже устаревшей ИБМ ПС. К 1990 году планируется произвести сотни тысяч этих машин: нет сомнений, что эти огромные средства и ресурсы будут превращены в никому не нужный хлам, – устаревший и малонадежный, а главное совершенно не приспособленный служить «автоматизированным рабочим местом» для сотен разных профессий. Второй скандал будет, по-видимому, и последним, – наша страна «сойдет с круга», потеряв свое место в ряду ведущих промышленных стран. Одновременно мы утратим и способность к обороне: вычислительная техника все в большей степени определяет эффективность современных видов вооружений.
Чтобы избежать этого, нам необходимо в кратчайшие сроки:
– создать союзное министерство вычислительной техники, объединяющее производство, развитие, внедрение и сопровождение ЭВМ;
– создать супер-КБ типа Курчатовского или Королевского с неограниченным финансированием и максимальным приоритетом на строительство, кадры, оборудование и т.п.; это КБ должно иметь открытый академический «фасад», обеспечивающий доступ к аналогичным исследованиям за рубежом;
– радикально пересмотреть действующие отечественные программы разработки и производство ЭВМ.
Представляется, что при удачном выборе кандидатур Министра и Главного конструктора и обеспечении оптимальной структуры проекта мы сможем сократить за ближайшую пятилетку наше отставание в качестве до 2-3 лет с тем, чтобы попытаться ликвидировать его полностью к 1995 году.
Однако этот выбор совсем не прост, – люди, которые сейчас принимают решения в области вычислительной техники, воспитаны и выдвинуты «идеологией копирования», являются ее проводниками. Они не способны масштабно работать на будущее, они его не представляют, пока не ознакомятся с последними, а чаще предпоследними,материалами с Запада.
Те, кто будут формировать наш «новый курс», должны хорошо понимать весь спектр текущих тенденций развития ЭВМ, но оценивать их критически. Наша надежда на успех может базироваться только на программе, которая, не повторяя зигзаги стихийной эволюции на Западе, наметила бы долгосрочные цели, обеспечивающие решение наших проблем на базе наших возможностей».
Но Нариньяни не был услышан. Страну уже сотрясали другие процессы. Под крики о демократизации и «свободном рынке» кому нужна программа форсированного развития ЭВМ?
Нариньяни как ученый-патриот делал все, что мог. Особенно высоких результатов он добился в области разработки искусственного интеллекта.
Но это была уже другая история.
Кибернетика – на вывоз!
Один из последних рассказов П.Г.Кузнецова, записанный мной в 1999 году, за год до его смерти: «Глушковский проект был загроблен еще во второй половине 60-х частично собственными усилиями, частично в рамках целевой дезинформационной кампании. В первой половине 60-х по инициативе тогдашнего Министра обороны США Макнамара Линдон Джонсон в 1964 г. подписал директиву Совета национальной безопасности, в переводе на русский она звучит как «Красная киберугроза». Идея была в том, что СССР был впереди по всем трем компонентам ИКТ – харду, софту и инфраструктуре. Дальше, в рамках реализации этой директивы были 3 направления: 1) недопущение наших ученых на стажировку в американские компании, потому что 2 американца – агенты КГБ, специалисты по компьютерам, а точнее по микропроцессорам, смогли бежать в СССР (когда провалились) и в итоге Хрущев создал по их инициативе Зеленоград; 2) дезинформация; 3) это максимальный вывоз мозгов из СССР, в основном математиков. Вывозили мозги в рамках соглашения о еврейской эмиграции и максимальных научных контактов наших и американцев, чтобы бесплатно получать разработки.
Дальше история такова. Как таковой проект ОГАС был загроблен. Поэтому с точки зрения инфраструктурной нас там остановили. Однако мы продолжали первенствовать до середины 80-х гг. в мобильной телефонии. Первые массовые мобильные телефоны были в СССР. Назывались «Алтай», которые стояли в автомобилях всех начальников. Первая широкополосная передача сигнала была сделана у нас в первой половине 70-х гг. Телевидение спутниковое было у всех, а возможность трансляции именно широкополосной не было ни у кого. Это сделали в рамках одного из проектов Челомея.
По харду – железу – ситуация была сложнее. В СССР не смогли сделать хороший кремний. Поэтому с конца 70-х гг. начали отставать по процессорам. Но с точки зрения архитектуры процессоров у нас они были лучше американских. Показатель следующий: традиционная архитектура процессоров (как они сейчас работают) – это процессор «Эльбрус» Бабаяна. Их сделали в начале 80-х гг. А в середине 90-х всю группу Бабаяна забрали американцы (Майкрософт). И они помогли американцам сделать Пентиум. Парадокс состоял в том, что, когда стыковались «Аполлон» с «Союзом», при том, что у американцев были намного лучше процессоры, реальная связь шла через наш ЦУП, потому что у нас были лучше архитектура и связь. Кроме того, американцы так и не сделали трепьютер. У нас Брусенцов сделал первый трепьютер – машину «Сетунь» – в середине 70-х (которую здесь разрезали). Потом ее усовершенствовал. Трепьютер от компьютера отличается тем, что у компьютера две ячейки – да и нет. А у трепьютера – три – да, нет, неизвестно. Такая архитектура позволяет работать с неопределенностью, которая и есть наша жизнь.
Наконец. Нариньяни в рамках программы КГБ и Генштаба получил первый распределенный суперкомпьютер. Он соединил несколько компьютеров. Это называется Грид. Они мало того, что выполняли распределенные вычисления. Вот сейчас работают компьютеры последовательно. А у него они работали параллельно. (Считается, что американцы запустят такую штуку в начале 20-х годов XXI века!! – В.О.).
В конце 80-х гг. в СССР сделали первый в мире реально работающий процессор на алмазной основе. К этой теме только-только подбираются американцы. Но пока не знают, как это сделать. Проблема в том, что кремний ограничивает вычисления, потому что разогревается. Плюс, на нем нельзя сделать оптический компьютер. А на алмазной основе это все можно сделать.
Что касается софта, то наиболее мощные функциональные языки программирования (Лисп, Хаскель –это сейчас суперсовременный язык, это языки искусственного интеллекта). Их разработал наш Ершов – директор Института математики Сибирского отделения АН СССР еще в 70-е гг. Американцы это забрали. Когда СССР рухнул, что главное, что вывозили – математиков. Они и создали ядро американской программы нейронных сетей и искусственного интеллекта».
***
Пусть простят меня многие выдающиеся советские ученые – кибернетики и их ученики, которые не были названы в этих заметках. Но цель моя была не в том, чтобы вспомнить всех поименно. Цель – в другом: понять, почему случилось то, что случилось? Почему при гениальных разработках советских ученых мы опять, теперь уже в новых условиях, при преобразовании и экономики, и общества в цифровые, вынуждены кого-то догонять, а не идти впереди, к чему призывал генерал Китов? И главное, как это преодолеть? Попробуем ответить на эти вопросы.
Во-первых, не стихийный рынок будет определять весь процесс цифровизации экономики и общества. Мобилизация всех ресурсов, жёсткий расчет и план. План как система математического управления экономикой и обществом. Речь, конечно, не идет о примитивном планировании партхозактива. Речь о плане как вершине математической мысли на основе искусственного интеллекта.
Во-вторых, цифровизация экономики и общества вновь может столкнуться с ожесточенным сопротивлением новой доморощенной номенклатуры, готовой как примитивные луддиты уничтожать все новое, не позволяющее им спокойно восседать в своих креслах. Зачем такое количество чиновников, если искусственный интеллект будет разрабатывать гораздо более полезные и обоснованные решения, чем люди в креслах и мерседесах?
В-третьих, цифровая экономика требует открытости и ПРАВДЫ обо всех социальных и экономических процессах, которые происходят в каждом поселке, регионе и стране в целом. Ведь работа с Большими данными без этого бессмысленна.
В-четвертых, технологии цифровой революции всю систему контроля за расходованием бюджета и любых средств ужесточают и делают прозрачной. И здесь уже не остается места масштабной коррупции, мошенничеству и воровству.
Совокупность указанных факторов говорит о том, что процесс цифровизации экономики и общества не будет безмятежным, а в ряде случаев столкнется с ожесточенным сопротивлением или умелой имитацией.
Да и антироссийские санкции конечной целью имеют ограничение цифрового развития российского общества, недопущение утечки любой информации о технологиях, способных вывести Россию в лидеры построения общества будущего.
http://zavtra.ru/blogs/tcifrovaya_ekonomika_i_sovetskaya_ekonomika
