Технологии слежения

Ожидает ли нас общество тотального контроля?

Николай Маркоткин

ВВЕДЕНИЕ

Пандемия коронавируса и связанные с ней карантинные меры спровоцировали значительное усиление цифрового контроля, который испытали на себе граждане во многих странах. Среди его инструментов — отслеживание передвижения и контактов людей с помощью данных мобильных операторов; сбор персональных данных; использование камер, подключенных к системе распознавания лиц, и целый ряд других технологий. Активное внедрение государства на территорию, которая еще вчера была личным пространством, вызывает у людей закономерное беспокойство. При этом пандемия стала лишь толчком для наглядной демонстрации технологий, уже несколько лет активно применяемых в крупных мировых мегаполисах.

В Москве технологии, позволяющие эффективно следить за гражданами, были внедрены еще в 2015―2020 годах. В Китае и ряде стран Евразии, таких как Республика Корея, Тайвань и Сингапур, цифровой контроль уже давно стал для жителей привычной реальностью. Борьба с пандемией во многом легитимировала использование технологий слежения, которые теперь воспринимаются как средство обеспечения общественной безопасности, будь то борьба с преступностью или противодействие распространению вируса. И есть основания ожидать, что Россия — в числе многих других стран — сохранит усиленный цифровой контроль и после эпидемии.

МОСКОВСКОЕ ПОЛЕ ИИ-ЭКСПЕРИМЕНТОВ

Для испытания технологий цифрового управления городом российское руководство выбрало Москву — наиболее крупный и современный российский мегаполис. В 2003—2017 годах в столице была реализована городская целевая программа «Электронная Москва», в 2011—2017-м — государственная программа «Информационный город». Целью первой стало обновление цифровой техники у госслужащих и модернизация инфраструктуры связи. Вторая была направлена на автоматизацию городских процессов и цифровизацию услуг, в том числе медицинских и образовательных.

Реализация этих программ позволила правительству Москвы создать систему сбора и анализа данных о перемещениях горожан, их здоровье, обучении, использовании различных госуслуг. Сегодня в распоряжении московской мэрии около 170 информационных систем. Интересно, что Сергей Собянин еще до назначения мэром Москвы в 2010 году курировал программу «Информационное общество» на должности Руководителя Аппарата Правительства Российской Федерации.

В 2018 году Департамент информационных технологий (ДИТ) представил после обсуждения с бизнесом и населением цифровую стратегию Москвы «Умный город — 2030». В центре стратегии — искусственный интеллект, который анализирует данные из различных источников и предоставляет готовые решения правительству и бизнесу. При этом ключевым поставщиком информации о перемещениях москвичей служат операторы сотовой связи. В частности, их данные позволяют выявлять реальное место жительства горожан, которое зачастую не совпадает с местом регистрации.

Департамент информационных технологий Москвы при посредничестве Аналитического центра при правительстве РФ с 2015 года закупает геоаналитику у сотовых операторов. К ней относятся данные о перемещении горожан по движению их SIM-карт. По словам заместителя мэра Москвы Максима Ликсутова, город собирает эту информацию, чтобы отслеживать пассажирские потоки и оптимизировать работу общественного транспорта. Мэрия также использует информацию о перемещениях такси, записи камер фото- и видеофиксации, а также дорожных камер, сведения о поездках владельцев карт «Тройка», данные из публичных сетей Wi-Fi.

В 2015―2018 годах ДИТ потратил на покупку геоаналитики 516 млн рублей. Всего же на программу «Информационный (с 2019 г. — Умный) город» в 2012―2020 годах из бюджета Москвы было выделено 500 млрд рублей. При этом Максим Ликсутов утверждал, что столичные власти получают «обезличенные» данные, не привязанные к конкретному гражданину. «У нас нет никаких персональных данных. Эти данные выглядят как точки, которые каким-то образом перемещаются, мы даже близко не знаем, кто это», — подчеркивал московский вице-премьер в комментариях СМИ.

Сбор данных о перемещениях горожан — довольно распространенная практика в современных мегаполисах. В то же время исследование американских и бельгийских ученых еще в 2013 году показало, что для идентификации человека с точностью 95% достаточно всего четырех точек его местонахождения. Таким образом, можно говорить о том, что подобные данные не являются абсолютно обезличенными и при желании могут быть использованы для сбора информации о передвижениях конкретных людей. При этом мэрия вплоть до весны 2020 года не запрашивала у москвичей разрешение на использование данных об их перемещениях, что делало ее действия сомнительными с легальной точки зрения.

Внедрение технологий слежения, в том числе основанных на использовании искусственного интеллекта, значительно ускорилось в 2020 году на фоне пандемии коронавирусной инфекции. В конце апреля, в разгар первой волны эпидемии, в крайне сжатые сроки был принят Федеральный закон «О проведении эксперимента по установлению специального регулирования в целях создания необходимых условий для разработки и внедрения технологий искусственного интеллекта в субъекте Российской Федерации — городе федерального значения Москве». Тогда же изменения, уточняющие порядок и правовой режим использования обезличенной информации, были внесены в Федеральный закон «О персональных данных». Согласно новому закону, с 1 июля 2020 года в российской столице на 5 лет устанавливалось специальное регулирование, цель которого — создать условия для разработки и внедрения технологий ИИ и последующего использования результатов их применения.

Заявленные в законе цели эксперимента в целом соответствуют проводимой правительством политике последовательной цифровизации госуправления и услуг для населения. Первые три цели:

• обеспечение повышения качества жизни населения;
• повышение эффективности государственного или муниципального управления;
• повышение эффективности деятельности хозяйствующих субъектов в ходе внедрения технологий искусственного интеллекта.

На их фоне выделяется четвертая цель, сформулированная как «формирование комплексной системы регулирования общественных отношений, возникающих в связи с развитием и использованием технологий искусственного интеллекта, по результатам установления экспериментального правового режима». При этом экспериментальный правовой режим предполагает создание «цифровых песочниц», в которых можно отрабатывать технологии, пока еще не регулируемые действующим законодательством.

Законом предусмотрена «защита прав и свобод человека и гражданина, обеспечение безопасности личности, общества и государства». В то же время нельзя не отметить, что расплывчивость формулировок вызывает опасения относительно использования мэрией персонифицированных данных горожан. В частности, в период первой волны пандемии весной — летом 2020 года правительство Москвы следило за перемещением больных коронавирусом и находящихся на карантине граждан с помощью геолокации. Для этого Департамент информационных технологий города еще до принятия закона об эксперименте с использованием ИИ внедрил специальное приложение «Социальный мониторинг».

БЕЗОПАСНОСТЬ ПОД ВИДЕОНАБЛЮДЕНИЕМ

Одновременно с закупкой данных о перемещениях граждан в Москве в 2010-е годы происходило масштабное внедрение городской системы видеонаблюдения (примечательно, что она не была прописана в стратегии «Умный город — 2030»). Уже к 2012 году было сформировано ядро централизованной системы, после чего власти стали активно наращивать количество городских камер. Только за 2018 год к столичной системе было подключено свыше 7 тысяч камер. Всего же в Москве к началу 2019 года насчитывалось чуть менее 170 тысяч камер, установленных во дворах, в подъездах, парках, школах, поликлиниках, магазинах, рынках, на стройках, в офисах органов исполнительной власти и других общественных местах. За следующий год количество камер возросло до 178 тысяч, еще 9 тысяч предполагалось установить в течение 2020 года. Итоговую численность камер еще до пандемии планировали довести до более чем 200 тысяч. Кроме того, они были установлены в общественном транспорте.

Впрочем, необходимо заметить, что даже такое впечатляющее количество камер является относительно скромным по мировым масштабам. Многие мегаполисы мира, особенно расположенные в азиатских странах, обладают значительно более разветвленной сетью видеонаблюдения. Согласно результатам исследования компании Surfshark, по численности камер на 1 квадратный километр Москва сегодня находится лишь на 30-м месте в мире, уступая даже мексиканской Гвадалахаре и аргентинскому Буэнос-Айресу. В топ-10 городов с наибольшей плотностью камер вошли 6 китайских и 3 индийских мегаполиса. Среди западных городов лидируют Лондон и Париж — 4-е и 12-е места соответственно. По общей численности камер российская столица занимает 23-е место в мире. Для сравнения: в Пекине и Шанхае более 1 млн, а в Лондоне — свыше 627 тысяч камер.

Московская мэрия обосновывает создание системы видеонаблюдения преимущественно соображениями безопасности. В частности, в январе 2019 года Сергей Собянин писал в своих соцсетях, что «записи с камер используются в расследовании порядка 70% правонарушений». В качестве меры повышения общественной безопасности московские власти планируют также внедрить одну из «крупнейших в мире» систем распознавания лиц под названием «Аппаратно-программный комплекс „Безопасный город“». Система распознавания лиц в столице использует программу FindFace, разработанную компанией NtechLab (12,5% принадлежит госкорпорации «Ростех», 25% — фонду Рубена Варданяна, оставшаяся доля — шести акционерам). Ранее также сообщалось о планах московских властей использовать программу FaceControl, созданную российской компанией Vocord, базирующейся в технопарке «Сколково». Однако в июне 2019 года патенты, оборудование и команда разработчиков Vocord были приобретены китайской корпорацией Huawei.

Впервые чуть более тысячи московских камер было подключено к системе распознавания лиц еще в 2017 году, однако настоящей проверкой для системы стал чемпионат мира по футболу 2018 года. В преддверии мундиаля она была в тестовом режиме запущена в столичном метро и тестировалась также в нескольких других городах. Согласно данным госкорпорации «Ростех», за время проведения чемпионата было задержано 180 правонарушителей из федеральных баз данных. Результат эксперимента был признан успешным, что открыло дорогу для дальнейшего внедрения системы.

Уже в 2019 году было анонсировано подключение к ней уличных камер наблюдения. Полноценный запуск системы распознавания лиц состоялся в январе 2020 года. К этому моменту к ней были подключены 105 тысяч умных городских камер. Технология FindFace позволяет опознать личность человека, даже если его лицо частично скрыто (например, маской), а также определить такие биологические параметры, как возраст. Таким образом, к началу пандемии московские власти подошли во всеоружии и имели целый ряд отработанных инструментов слежки за перемещениями и иными действиями горожан.

Система продолжает постоянно дорабатываться и совершенствоваться. В частности, в январе 2021 года было объявлено о внедрении в московском метро системы оплаты проезда по лицу пассажира (то есть с помощью системы распознавания). В то же время от создания системы, отслеживающей передвижения пешеходов с помощью аппаратно-программных комплексов на остановках общественного транспорта и информационных стелах, по-видимому, решено отказаться. Последние обновления операционных систем Android и iOS делают сбор необходимой информации (MAC-адресов смартфонов) практически невозможным.

При этом необходимо отметить, что городской контроль наиболее эффективен в формате двухфакторной модели наблюдения, в которой распознавание лиц сочетается с геолокационными данными сотовых операторов. Такая модель позволяет более точно определить местоположение человека, которого необходимо распознать на улице, и значительно облегчает работу правоохранительных органов. В феврале 2021 года Министерство цифрового развития, связи и массовых коммуникаций РФ предложило внести поправки в федеральный закон «О связи», которые выводят информацию о местоположении мобильного устройства из-под действия тайны связи. Предполагается, что данная инициатива облегчит поиск пропавших людей. Тем не менее в случае принятия законопроекта полиция получит, по сути, неограниченный доступ к геоданным граждан по всей России.

ПАНДЕМИЯ КАК АПОФЕОЗ СИСТЕМЫ СЛЕЖЕНИЯ

Пришедшая в Россию в первой половине 2020 года пандемия коронавирусной инфекции открыла правительству беспрецедентно широкие возможности контролировать население. Одновременно эпидемия стала стресс-тестом для системы слежения, созданной в Москве. Запуск этой системы состоялся в январе, до введения карантинных мер, и изначально она не была рассчитана на обработку такого большого объема данных.

Первоначально на самоизоляцию попадали люди, вернувшиеся из-за рубежа. ДИТ и Департамент здравоохранения Москвы с середины марта начали отправлять им адресные сообщения и электронные письма с требованием оставаться дома. По соглашению с операторами сотовой связи на контроль стали брать SIM-карты всех, кто в этот период возвращался в Россию. 26 марта обязательный режим самоизоляции был введен для пожилых людей старше 65 лет и лиц, страдающих хроническими заболеваниями. 29 марта он был расширен на всех жителей столицы. С этого момента они могли покинуть дом только для того, чтобы обратиться за экстренной медицинской помощью, поехать на работу, сходить в аптеку или магазин, выгулять собаку или вынести мусор. 2 апреля за нарушение режима самоизоляции были установлены штрафы, 15 апреля введена система цифровых пропусков для перемещения на личном и общественном транспорте. 23 апреля было запущено приложение ДИТ Москвы «Социальный мониторинг» для контроля заболевших людей, лечившихся дома (в ограниченном режиме оно внедрялось уже с начала апреля). Окончательно пропускной режим в Москве был отменен 9 июня.

Несмотря на некоторые сбои, такие как лишние штрафы или очереди в метро, возникшие в день введения электронных пропусков, столичные власти в целом успешно справились с локдауном. Система цифрового контроля тестировалась и совершенствовалась буквально в боевом режиме и к концу режима строгих ограничений функционировала уже без существенных накладок.

В регионах к отслеживанию активности граждан отнеслись «творчески». Многие, правда, как Московская область, копировали меры, принятые Москвой. Другие шли в авангарде применения цифровых инструментов: например, Татарстан первым в России установил систему цифровых пропусков для всех жителей. В целом электронные пропуска были введены с разной степенью эффективности в нескольких регионах. На Сахалине штрафы за нарушение самоизоляции выписывали в полуавтоматическом режиме на основе данных с камер наблюдения. В Красноярском крае МЧС рассылало жителям СМС-сообщения с призывом вернуться домой и не подвергать опасности окружающих. В некоторых регионах к контролю подошли еще более решительно: к примеру, в Мурманской области на тех, кто проходил лечение на дому, надевали электронные браслеты.

В основном руководство России высоко оценило работу регионов, и в особенности правительства Москвы, по борьбе с пандемией. По всей видимости, эффективными также были признаны методы цифрового контроля за гражданами. Его ключевые инструменты, такие как система распознавания лиц, отслеживание перемещений граждан с помощью геолокации, ограничение свободы слова с помощью статьи Уголовного кодекса РФ о фейковых новостях¹, остались в распоряжении правительства и после снятия основных карантинных ограничений.

ПОЛИТИКА И ЦИФРОВОЙ КОНТРОЛЬ

Серия протестов и революций на Ближнем Востоке в начале 2010-х годов, получившая в СМИ наименование «арабская весна», ярко продемонстрировала мобилизационный потенциал интернет-площадок, в особенности соцсетей. Хотя Twitter и разнообразные мессенджеры не были первопричиной беспорядков, они во многом сыграли роль их детонатора и послужили ключевым инструментом координации протестных действий. Руководство России оценило события «арабской весны» негативно, традиционно увидев в них следы западного вмешательства и манипуляций. Владимир Путин, занимавший тогда должность председателя правительства, в своей статье «Россия и меняющийся мир» (2012) охарактеризовал Интернет и соцсети как действенный политический инструмент:

«„Арабская весна“ также ярко продемонстрировала, что мировое общественное мнение в нынешнее время формируется путем самого активного задействования продвинутых информационных и коммуникационных технологий. Можно сказать, что интернет, социальные сети, мобильные телефоны и т. п. превратились — наряду с телевидением — в эффективный инструмент как внутренней, так и международной политики. Это новый фактор, требующий осмысления, в частности для того, чтобы, продвигая и дальше уникальную свободу общения в интернете, уменьшить риск его использования террористами и преступниками».

Политические протесты в России в 2011—2012 годах выявили неготовность правоохранительных органов к превентивному предотвращению протестных акций и эффективному поиску их участников. 6 мая 2012 года в Москве прошел так называемый «Марш миллионов», закончившийся массовыми беспорядками на Болотной площади, в результате которых, согласно официальной информации, пострадали 29 сотрудников полиции. Следственный комитет начал масштабное расследование уголовного дела о массовых беспорядках и случаях насилия в отношении представителей органов правопорядка. Свыше 30 участников протестной акции были осуждены, многие получили реальные сроки, однако полиция не смогла идентифицировать активистов, которые были в масках и капюшонах.

В 2014 году произошел государственный переворот на Украине, к власти в стране пришли противники сближения с Россией. Характерно, что первым импульсом к началу протестов стал пост в Facebook журналиста Мустафы Найема. В целом же социальные сети и Интернет сыграли огромную роль в мобилизации украинцев и координации действий демонстрантов. В частности, через Twitter и Facebook распространялась информация о попытках разгона Майдана, решались различные вопросы (логистика действий, снабжение палаточного лагеря).

Все эти события укрепили убежденность российской власти в опасности как массовых акций в целом, так и использования Интернета для их организации. Примечательно, что уже в 2015 году правительство Москвы развернуло обширную программу по закупке геоаналитики у сотовых операторов.

Необходимо отметить, что даже самая совершенная система отслеживания активности граждан, сочетающая данные об их перемещениях с распознающими лица камерами, не способна остановить по-настоящему массовые выступления. Можно отследить всех, кто писал сообщения в соцсетях или движется в определенную точку сбора, однако, для того чтобы задержать тысячи человек, не хватит ресурса полиции. Тем не менее есть возможность отслеживать активность лидеров протеста, вычислять их местонахождение и задерживать в преддверии уличных акций. Именно такой тактики в последние годы придерживаются правоохранительные органы. Перед большими спланированными акциями задерживают как публичных личностей, так и рядовых активистов. Кроме того, системы слежения и распознавания лиц весьма эффективны для идентификации участников беспорядка и, соответственно, назначения им наказаний в виде арестов и штрафов. Подобные системы эффективны и для составления тематических баз данных и организации политической слежки за лицами, попавшими в сферу интересов полиции. В частности, по утверждению ряда оппозиционных активистов, столичные власти устанавливали камеры, подключенные к системе распознавания лиц, на входных рамках во время согласованного митинга на проспекте Сахарова 29 сентября 2019 года. Так же отслеживали участников протестных акций в январе — феврале 2021 года.

С ДРУГОГО БЕРЕГА

Реальность, в которой сегодня существует человечество, такова, что технологические корпорации собирают огромный объем разноплановых данных о пользователях. Правительства развитых стран обрабатывают эти данные² с помощью искусственного интеллекта и активно используют для своих нужд, в частности при планировании транспортной или социальной политики. Вопрос, каким образом сохранить приватность и при этом обеспечить безопасность и эффективную работу государственного аппарата, уже много лет находится в центре общественной дискуссии. Особенно она обострилась в 2013 году, когда Эдвард Сноуден раскрыл информацию о государственной программе США PRISM, которая включала в себя массовую слежку за американцами и иностранными гражданами, в том числе через Интернет. В частности, она позволяла Агентству национальной безопасности (АНБ) США просматривать электронную почту, видео и фото, прослушивать голосовые сообщения, отслеживать пересылаемые файлы, собирать информацию из социальных сетей.

С тех пор многие страны приняли дополнительные законодательные меры по защите персональных данных, однако, как показывают исследования Cisco, Pew Research Center, Salesforce, а также других компаний и аналитических центров, люди в среднем имеют весьма смутное представление о том, какие именно данные у них собирают и как они потом используются. При этом абсолютное большинство пользователей всерьез обеспокоены этим вопросом, и их опасения не безосновательны. Технологии слежения и обработки данных развиваются стремительными темпами, регулирование часто не успевает адаптироваться к этим изменениям. Прозрачность технологий наблюдения во многом зависит от государственных механизмов контроля и надзора, которые не всегда достаточно эффективны. Если говорить о странах ЕС, отдельную проблему составляет необходимость соответствия национальных законов нормам европейского законодательства, зачастую во многом устаревшим.

Согласно сообщениям в СМИ, некоторые страны, такие как США, Россия или Китай, неформально требуют от технологических компаний передавать спецслужбам ключи шифрования, позволяющие получать несанкционированный допуск к системам. В октябре 2020 года альянс «Пять глаз» (Five eyes), в который входят разведывательные службы США, Великобритании, Австралии, Канады и Новой Зеландии, а также присоединившиеся к ним спецслужбы Японии и Индии, обратился к технологическим компаниям с требованием, чтобы они — в целях эффективной борьбы с киберпреступностью — предоставляли правоохранительным органам доступ к зашифрованным данным.

При отсутствии глобальных правил игры каждая страна по-своему определяет баланс между приватностью и безопасностью. В странах, которые делают выбор в сторону большего контроля, неизбежно возникают риски злоупотребления доступом и полномочиями со стороны спецслужб, например, в плане политической слежки. При этом, несмотря на существующие у людей страхи относительно использования их персональных данных, меры по ужесточению контроля под предлогом борьбы с преступностью и терроризмом остаются электорально популярными даже в западных странах, что во многом развязывает правительствам руки для усиления правоохранительных органов и спецслужб.

КИТАЙ: МЕЖДУ ОРУЭЛЛОМ И КАФКОЙ

Безусловным мировым лидером в области цифрового контроля на сегодняшний день является Китай. В 2014 году Госсовет КНР запустил «Программу создания системы социального кредита» (или «социального доверия»), которая предусматривала построение до 2020 года рейтинга доверия, оценивающего компании и физических лиц по баллам. Чтобы заработать или не потерять баллы, требуется соблюдать закон, в том числе правила дорожного движения, платить налоги, вовремя погашать кредиты и оплачивать коммунальные услуги. Рейтинг оценивает также морально-нравственный облик китайцев: баллы можно приобрести за общественно полезные действия или потерять — например, не убрав за своей собакой.

Для обладателей высокого рейтинга система предусматривает различные социальные и экономические льготы, для тех же, у кого он низкий, вводятся административные санкции и ограничения. Например, их лишают возможности купить билет на самолет или скоростной поезд, отправить детей в частную школу. Они могут столкнуться с трудностями при приеме на работу, ограничениями на платформах и онлайн-сервисах, связанных с правительством. Контролировать поведение граждан в китайских городах помогают самые разветвленные в мире системы распознавания лиц. По некоторым оценкам, они охватывают почти все население Китая и способны корректно распознать человека начиная с 9-месячного возраста. В феврале 2020 года публике была представлена обновленная технология, способная распознавать лица, скрытые медицинской маской. В случае подключения камеры к датчику температуры она также может вычислять потенциальных больных, что особенно актуально в период пандемии. Кроме того, начиная с декабря 2019 года пользователи обязаны просканировать свои лица для подключения новых мобильных сервисов или покупки SIM-карты.

Согласно распространенному мнению, внедрение социального рейтинга позволило руководству КНР значительно усилить контроль над обществом. Часто можно видеть публикации, где система демонизируется и сравнивается с реалиями романа Джорджа Оруэлла «1984». Подобным образом охарактеризовал ее, например, бывший вице-президент США Майк Пенс. Согласно другим оценкам, система социального рейтинга крайне неоднородна и не обеспечивает полноценного контроля правительства над обществом. Ее даже называют кафкианской. Вместо сложных алгоритмов с использованием искусственного интеллекта, анализирующего поведение граждан в Сети, есть два списка, «красный» (для «отличников») и «черный» (для «двоечников»), которые открыто публикуются на государственном сайте.

Система нацелена скорее на регулирование самими гражданами своего поведения. Черный список выступает чем-то вроде стенгазеты или «доски позора», попасть на которую стыдно. Разумеется, для жестких нарушителей предусмотрены наказания. Но аналогичные системы используются и в других странах. К примеру, в черном списке Федеральной службы судебных приставов (ФССП России)), ограничивающем возможность выезда за рубеж, на конец декабря 2020 года состояли 4,1 млн человек, или почти 3% российского населения. Для сравнения: в Китае по состоянию на март 2019 года в черном списке насчитывалось 13,5 млн человек, или менее 1% населения.

По-настоящему жесткую систему общественного контроля китайское правительство развернуло в Синьцзян-Уйгурском автономном районе (СУАР). Под предлогом борьбы с терроризмом и сепаратизмом власти ввели жесткие ограничения в отношении уйгурского населения региона. Они включают в себя и методы цифрового контроля: все перемещения по СУАР фиксируются камерами, подключенными к системе распознавания лиц и автомобильных номеров. На машины, зарегистрированные в регионе, устанавливаются датчики геолокации. Кроме того, сотни тысяч граждан, по разным причинам признанных не вполне благонадежными, находятся под постоянным наблюдением. Согласно информации в СМИ, система видеослежения сообщает властям о каждом случае, когда они отходят более чем на 300 метров от «безопасной зоны», такой как дом или рабочее место. При этом список подозрительных лиц как минимум частично составляется системой IJOP — искусственным интеллектом для сбора и обработки больших данных о гражданах. Часть помеченных системой людей полиция задерживает и направляет в специальные образовательные лагеря.

В Синьцзяне проводят массовый сбор биометрической информации, сканируют данные мобильных телефонов. Специальное приложение Fengcai, анализирующее данные и трафик, устанавливается даже на смартфоны туристов и журналистов, посещающих регион. При этом вся информация об особенностях режима жесткого цифрового контроля в СУАР поступает преимущественно от представителей СМИ и западных правозащитных организаций. Власти Китая отрицают и тотальную слежку за местными жителями, и наличие лагерей.

Систему распознавания лиц, совмещенную с геоданными, правоохранительные органы активно используют и в других регионах Китая. С ее помощью полиция достаточно эффективно и быстро находит преступников, даже если они успели переместиться в другой город. Не менее развита политическая слежка за оппозиционными и религиозными активистами. В период пандемии технологии слежения помогли Китаю весьма успешно подавить распространение коронавируса. Помимо камер и информации от сотовых операторов власти использовали дроны, данные интернет-магазинов, датчики температуры и огромный спектр технологий на основе искусственного интеллекта для анализа данных о перемещениях и контактах заболевших и потенциально зараженных людей. В известной степени можно говорить о том, что общепризнанный успех Китая в борьбе с пандемией отчасти реабилитировал негативный образ страны, активно применяющей технологии слежения.

ЕВРАЗИЯ — ЦИФРОВОЕ МНОГООБРАЗИЕ

Многие страны Евразии имеют развитые системы распознавания лиц и отслеживания перемещений граждан. Так же, как Россия и Китай, они активно использовали их в борьбе с распространением коронавируса. Среди них — Южная Корея (Республика Корея), продемонстрировавшая, пожалуй, наиболее впечатляющие в мировом масштабе результаты борьбы с пандемией. Правительство следило за действиями граждан, используя геоданные мобильных телефонов (все SIM-карты зарегистрированы и привязаны к владельцам), данные о платежах пластиковыми картами и миллионы камер слежения. При этом большая роль в южнокорейской стратегии противодействия COVID-19 отводилась сознательности граждан. Правительство взяло курс на максимальную открытость — информацию о перемещениях инфицированных лиц моментально публиковали и распространяли органы местного самоуправления через СМИ, СМС и Интернет, в том числе специальные приложения. Таким образом люди могли вовремя узнать о потенциально опасных локациях и избежать их. При этом свобода передвижения граждан не ограничивалась.

Цифровой контроль в Республике Корея имеет давнюю историю, что связано, в частности, с замороженным конфликтом между Сеулом и Пхеньяном. Власти систематически блокируют сайты с северокорейской пропагандой или неподобающим контентом (например, призывами к насилию). В 2015 году был принят закон, обязывающий устанавливать на смартфоны подростков специальное приложение с функциями слежения, с тем чтобы блокировать молодым людям доступ к нежелательной информации. Правоохранительные органы контролируют действия граждан с помощью обширного инструментария. В то же время южнокорейское общество остро реагирует на злоупотребления инструментами слежки со стороны властей. В 2018 году разгорелся большой политический скандал: администрации действующего президента предъявили обвинение в незаконной слежке. В офисе руководителя страны прошли обыски. Ранее, в 2010 году, такие же обвинения едва не стали южнокорейским Уотергейтом для администрации президента Ли Мён Бака.

Технологии помогли также справиться с пандемией Тайваню и Сингапуру. Обоим государствам удалось остановить распространение инфекции на ранней стадии. Сингапур давно использует геоаналитику и камеры распознавания лиц для охраны общественного порядка. Еще в 2014 году правительство запустило масштабную программу цифровизации Smart Nation. В связи с пандемией власти города-государства также внедрили специальное приложение TraceTogether для отслеживания контактов граждан. При этом в начале 2021 года стало известно, что собранные приложением данные доступны полиции и используются для расследования преступлений. К аналогичным мерам цифрового контроля прибег и Тайвань, причем, благодаря эффективному использованию систем слежения и больших данных, стране удалось избежать общенационального карантина. В отличие от Сингапура тайваньское правительство утверждает, что все собранные данные будут уничтожены. Однако в обществе остается тревога по поводу возможности их нецелевого использования.

Другой страной, активно использующей технологии слежения для борьбы с коронавирусом, стала Индия. Но успеха Южной Кореи ей предсказуемо повторить не удалось. По состоянию на январь 2021 года в Индии насчитывалось свыше 10 млн зараженных, и по этому показателю она занимала второе место в мире после США. Среди причин сложившейся в Индии ситуации с коронавирусом — несравнимая с Южной Кореей численность населения, невозможность длительного локдауна по экономическим причинам и не слишком дисциплинированное поведение граждан. Сыграла свою роль и неготовность технологической инфраструктуры жестко контролировать соблюдение самоизоляции.

Хотя индийские города входят в число лидеров по количеству установленных камер, в стране еще не полностью сформирована единая база изображений. Кроме того, далеко не все камеры подключены к системе распознавания лиц, что делает ее эффективность ограниченной. Так, согласно некоторым оценкам, в период тестирования системы в 2019 году, когда полиция с ее помощью идентифицировала потерявшихся детей, она успешно справлялась с поставленной задачей лишь в 1% случаев. Зачастую камеры не могли корректно определить даже пол ребенка.

В то же время уже в ближайшем будущем это положение может радикальным образом измениться. В конце 2019 года правительство инициировало создание национальной автоматической системы распознавания лиц. Она призвана помочь полиции, испытывающей острую нехватку кадров (в Индии на 100 тыс. населения приходится всего 144 полицейских). В некоторых штатах, таких как Дели и Телингана, уже частично применяются подобные системы. В феврале 2020 года полиция использовала этот инструмент, чтобы опознать 1100 участников межрелигиозных беспорядков на северо-востоке Дели. Согласно сообщениям в СМИ, полиция также применяла камеры, подключенные к системе, во время политических протестов. Некоторые правозащитники утверждают, что создание системы распознавания лиц противоречит индийскому законодательству.

Постсоветские страны Евразии, за исключением России (если быть точнее — Москвы), пока отстают в деле внедрения цифровой слежки. Внутри Центральной Азии система распознавания лиц впервые была установлена в Бишкеке. В марте 2019 года правительство Киргизии подписало с китайской госкомпанией China National Electronic Import and Export Corporation (CEIEC) соглашение о внедрении технологии для укрепления общественного правопорядка и усиления безопасности дорожного движения³. В том же году был создан цифровой командный центр ГУВД и установлено 60 камер. В конце 2020 года киргизское руководство объявило о планах установить еще 70 устройств. Внедрение технологий слежения в столице Киргизии вызвало обеспокоенность правозащитников, однако камеры слежения не помешали оппозиции свергнуть президента Сооронбая Жээнбекова в октябре 2020 года.

В июне 2019 года был подписан учредительный договор о создании узбекско-китайского совместного предприятия в рамках проекта «Безопасный город». Его учредителями стали китайские компании CITIC Group и COSTAR Group, а также Центр оказания содействия общественному порядку «Безопасный город» при Министерстве по развитию информационных технологий и коммуникаций Узбекистана. Китайские компании намерены инвестировать в проект 300 млн долларов с перспективой увеличения объема финансирования до 1 млрд. Планируется внедрение системы распознавания лиц Huawei сначала в Ташкенте, а впоследствии по всему Узбекистану. Масштаб проекта пока до конца не ясен, однако известно, что в 2020 году планировалось завершить создание его единой технологической платформы. Пилотный проект реализуется в Шайхантахурском районе Ташкента, где установлено 898 «интеллектуальных» камер — впрочем, неизвестно, в каком объеме система функционирует сейчас.

В 2019 году сообщалось также о планах внедрить систему Huawei в Таджикистане, но дальнейшая судьба проекта пока неизвестна. Нет информации и о том, насколько широко применяется в Туркменистане система распознавания лиц, о которой писали оппозиционные издания. Учитывая низкий уровень развития туркменских интернет-технологий и мобильной связи (даже на фоне соседей Туркменистана), остается вопрос, реально ли установить в этой стране эффективную систему цифрового контроля.

В январе 2020 года в ряде изданий вышли публикации о планах по внедрению системы распознавания лиц в крупнейшем мегаполисе Казахстана Алма-Ате. Впоследствии полиция города это опровергла, заявив, что в действительности была проведена лишь презентация технологии местной компании Qamqor. Тем не менее президент страны Касым-Жомарт Токаев в сентябре 2019 года посетил офис китайской компании Hikvision, которая занимается технологиями распознавания лиц и обработки данных. После этого он публично призвал перенять опыт КНР и внедрить аналогичную систему в Казахстане.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Пандемия предоставила правительствам удобную возможность отработать, что называется, в полевых условиях цифровые технологии, контролирующие население. Страх перед вирусом практически свел на нет фактор общественного сопротивления. То, что еще вчера казалось непозволительным проникновением в частную жизнь, сегодня многими воспринимается как средство спасения.

Даже если власти удалят собранные ими персональные данные, можно с уверенностью утверждать: испытанные в ходе пандемии средства контроля никуда не исчезнут. Их будут применять уже в других целях — от борьбы с преступностью до слежки за «неблагонадежными» лицами и политическими оппонентами. Цифровые технологии использовались для этого и раньше, теперь же масштаб их внедрения, вероятнее всего, значительно возрастет. Показателен пример Москвы, где после признанного успешным опыта борьбы с пандемией планируется расширить сеть камер с распознаванием лиц.

Сегодня технологии не позволяют осуществлять стопроцентный тоталитарный контроль в больших масштабах. Китайская практика управления Синьцзян-Уйгурским автономным районом скорее исключение, чем правило. Цифровой контроль не способен также остановить по-настоящему массовые общественные выступления: задерживают людей по-прежнему не камеры, а сотрудники полиции. Тем не менее, как показывает опыт России, Китая, Индии, Республики Корея и многих других государств, существующего инструментария вполне достаточно для слежки и нейтрализации конкретных политиков и активистов. Человек может не замечать существующей в его городе или стране системы до тех пор, пока он сам не окажется в фокусе ее внимания.

Пандемия значительно сместила баланс между неприкосновенностью частной жизни и безопасностью (понимаемой в каждой стране по-своему) в пользу последней. Когда шок от эпидемии пройдет, постковидным обществам придется искать новые механизмы, чтобы сдержать стремление властей к повсеместному цифровому контролю.

Статья опубликована в рамках проекта «Диалог Россия – США: смена поколений». Взгляды, изложенные в статье, отражают личное мнение автора.

ПРИМЕЧАНИЯ