Глава Лейбористской партии Джереми Корбин в интервью Би-би-си сказал, что не приветствует стрельбу на поражение как метод борьбы с террористическими нападениями.
Отвечая на вопрос, готов ли он отдать такой приказ полиции или армии в случае, если станет премьер-министром, Корбин ответил, что ему эта идея не нравится в принципе, поскольку «война на улицах» добром не кончится, и может оказаться контрпродуктивной.
Действующему премьеру Терезе Мэй таких вопросов не задают: в ее решимости отдать приказ стрелять на поражение мало кто сомневается.
В то же время всем понятно, что это крайняя мера, и от жертв среди мирного населения она не страхует — недавние нападения в Лондоне тому подтверждение.
Во время последнего теракта в Лондоне полиция застрелила нападавших через 8 минут после первого вызова, но за это время те успели убить 7 человек и ранить еще полсотни.
В своем обращении сразу после резни на Лондонском мосту г-жа Мэй сказала: «Так больше продолжаться не может». Хотя недавние нападения в Великобритании осуществляли не связанные между собой люди или группы, их всех, по словам премьер-министра, объединяет одно: «дьявольская идеология исламистского экстремизма».
Как победить эту идеологию?
К сожалению, простых решений нет.
Мультикультурализм не работает
Начать надо с того, что это вряд ли возможно в принципе. Семьдесят с лишним лет после Нюрнберга радикальные течения всех сортов никуда не исчезли, несмотря на то, что западное общество, не жалея сил, борется с ними и с самой идеей нетерпимости.
Попытки предложить мусульманскому населению стран Европы интеграционные механизмы в Великобритании, как и в ряде других европейских стран, успехом не увенчались: обособленность мусульманских общин никуда не делась.
Хотя многие британские мусульмане прекрасно уживаются в обществе, следуя его нормам, другие продолжают жить в своих анклавах, руководствуясь не законами страны, а нормами шариата.
Вмешательство государства в жизнь общин ими не приветствуется и ограничивается эпизодическим преследованием наиболее вопиющих с его точки зрения, средневековых обычаев, вроде женского обрезания.
Пожалуй, уже можно говорить о том, что политика мультикультурализма в ее нынешнем виде себя исчерпала, не принеся заметных результатов.
Вместо единого общества, исповедующего общие ценности, но с разными культурными оттенками, получилось довольно разношерстная коллекция разных культурных элементов, далеко не всегда уживающихся друг с другом.
Имамы «новой волны»
Радикализация молодежи в мусульманских кварталах, по мнению большинства исследователей, имеет, в первую очередь, не религиозные, а социальные корни. Следовательно, и решать ее должны не имамы, а политики. Верно? Не совсем.
Одна из главных проблем в исламе — это проблема интерпретации Корана и хадисов. Как и Священное Писание, например, они созданы многие сотни лет назад, и перед современными богословами стоит дилемма: интерпретировать священные тексты буквально или творчески перерабатывать применительно к современным реалиям.
Ряд исследователей полагает, что исламская культура и идеология переживают сейчас своего рода возрождение, сравнимое с европейским Ренессансом середины прошлого тысячелетия. В исламском мире появляется все больше богословов нового толка, предлагающих более современное толкование слов пророка Мохаммеда. И между ними и сторонниками «канонической», буквальной интерпретации священных текстов разгорается жестокая борьба.
В этом вопросе для прихожан конкретной мечети мнение имама может оказаться куда более значимым, чем точка зрения некоего улема (признанного и авторитетного знатока теоретических и практических сторон ислама) в далекой Саудовской Аравии, пусть и подкрепленная святостью Мекки и Медины.
Именно местный имам может предложить молодому человеку, решившему встать на путь борьбы за веру, уехать воевать в Сирию или Ирак под знаменами «Исламского государства». Он же может убедить страждущего не брать грех убийства на душу, а заняться чем-нибудь полезным — во всяком случае, менее смертоносным.
Однако и здесь не все так просто. Во-первых, в исламе отсутствует единый, признаваемый всеми (или хотя бы подавляющим большинством уммы) верховный авторитет, вроде папы римского у католиков. Сомнению не подлежат лишь слова пророка, а имамом (буквально — «стоящим впереди», ведущим молитву) может стать каждый.
Во-вторых, Совет мусульман Британии и похожие организации, хотя и осуждают все проявления экстремизма, но не всегда делают это достаточно решительно. Авторитет же их в среде молодежи недостаточно велик, чтобы эти заявления были хотя бы взяты на заметку. Почему официальные мусульманские организации поступают таким образом — из боязни быть наказанными фанатиками за «отступничество» или из нежелания и дальше вносить раскол в умму, — отдельный вопрос.
И, наконец, в-третьих, технологический прорыв последних десятилетий позволяет теперь мусульманину самому выбрать себе имама по вкусу и степени радикальности: их полным-полно в YouTube и прочих онлайн-сервисах. Исследователи сходятся на том, что для радикализации необходим толчок, но получить его сегодня проще простого.
Именно имамы «новой волны» — более умеренные, более вольно толкующие священные тексты, возможно, и более молодые, говорящие на английском языке с местным акцентом, — это первый барьер на пути радикализации молодежи в исламских кварталах.
Помимо напрашивающегося вопроса, где их взять в достаточных количествах, есть и другие: например, как уберечь их от гнева более радикально настроенных проповедников. К тому же наладить отношения с паствой в одночасье тоже не получится.
Кто предупрежден — тот вооружен
Следующий важный элемент защиты от экстремизма, которому правительство не уделяет достаточно внимания, — это программа Prevent, часть антитеррористической стратегии, взятой на вооружение еще в 2003 году кабинетом лейбористов.
Она предполагает налаживание связей в мусульманских общинах людьми, которым по долгу службы приходится там работать: полицейским, врачам, социальным работникам, учителям. Если у них возникают подозрения в причастности кого-то к экстремистской идеологии, они обращаются в местное отделение программы.
За 2015-2016 годы таких обращений поступило примерно 7500, и лишь в каждом десятом случае потребовались какие-то меры. Prevent обходится казне примерно в 30-40 миллионов фунтов в год, и, по мнению ряда экспертов, ее эффективность невысока как раз из-за колоссального недофинансирования. Есть, правда, и те, кто считает, что шпионить за студентами или пациентами — не лучший способ наладить доверительные отношения.
Правительство, в свою очередь, указывает, что благодаря Prevent только в 2015 году 150 человек удалось удержать от поездок в зону боевых действий в Сирию и Ирак, 50 из них — дети. Наверно, это немало: по оценкам властей, примерно 850 британцев присоединились к джихадистским группировкам с начала конфликта в Сирии.
Спецслужбы и армия
Можно спорить о том, насколько эффективными в предотвращении терактов могут оказаться учителя или врачи, но совершенно очевидно, что без разведки «на земле» в этом деле не обойтись. Опыт Израиля, живущего в условиях перманентной террористической угрозы с момента своего основания, показывает, что разветвленная разведывательная сеть — это главное средство предотвращения терактов.
С одной стороны, достижения британских спецслужб на этом поприще довольно значительны — стране удавалось избегать крупных терактов на протяжении почти 12 лет, с момента взрывов на транспорте в Лондоне в 2005 году. С другой — с момента нападения на Ли Ригби в 2013 году и до марта этого года спецслужбам удалось предотвратить 13 терактов. А затем всего лишь за два с небольшим месяца три нападения увенчались успехом, и еще пять, как сообщается, удалось предотвратить.
Еще один важный момент — это война с так называемым «Исламским государством» (признанная террористическое и запрещенная во многих странах группировка). Именно она в последние годы выступает в качестве магнита для экстремистов всех мастей.
Пожалуй, уже всем очевидно, что окончательная победа над ИГ может быть достигнута лишь с помощью масштабной наземной операции, на которую сегодня в западном мире никто не готов. В том числе и потому, что новая война с «братьями по вере» всколыхнет умму и отзовется, в том числе, и в британских мечетях. Да и собственно джихадистские идеи с разгромом ИГ тоже не умрут, а перекочуют куда-нибудь в Судан или алжирские пустыни.
Однако разгром «воинства Аллаха», по мнению ряда экспертов, имеет, помимо всего прочего, важное идеологическое значение: Аллах не может быть с неправыми, раз ИГ разгромлено — значит, Аллах не с ними. Возможно, этого будет достаточно, чтобы многие из тех британских мусульман, кто собирался встать под знамена джихада, решит воздержаться или хотя бы повременить с этим.
Впрочем, никаких гарантий эксперты дать не могут.
Говорить и показывать
Для гражданского общества тоже есть работа: перестать нагнетать истерику в духе «запретить», «выслать», «посадить в концлагеря». Подавляющее большинство мусульман Британии — вполне законопослушные люди, даже если и не все истинно британские ценности им по нраву. Возможно, хотя это и весьма спорная мысль, правило британских СМИ не давать слово террористам должно быть несколько переформатировано.
Разумеется, речь не идет о том, чтобы транслировать в прямом эфире британских телеканалов сцены обезглавливания заложников, столь милые сердцу головорезам из ИГ. Однако вести публичные дебаты с радикально настроенными потенциальными экстремистами, возможно, имеет смысл. В конце концов, именно наш страх питает террор, а психологи утверждают, что встреча со своими страхами лицом к лицу — первый шаг к их преодолению.
Сегодня в западном мире вероятность погибнуть в автокатастрофе гораздо выше, чем вероятность стать жертвой теракта. Поменяются ли эти вероятности местами, зависит не только от политиков и силовиков, но и от обычных граждан. То есть нас с вами.
http://www.bbc.com/russian/features-40164469