Заместитель министра иностранных дел России Олег Сыромолотов рассказал в специальном интервью ТАСС о ситуации в Сирии, нюансах борьбы с глобальным терроризмом и наркотрафиком, а также ответил на вопросы о диалоге с Востоком и Западом по кибербезопасности.
Беседовал Юрий Козлов
— Будет ли Россия выдвигать какие-либо антитеррористические инициативы на саммите G20?
— Несмотря на то, что проблематика противодействия терроризму не является профильной для «двадцатки», в этом влиятельном «клубе» государств существует явное общее понимание того, что социально-экономическое развитие в мире невозможно без консолидации усилий в борьбе с терроризмом и обеспечения антитеррористической безопасности всех государств и проживающих в них народов.
В 2017 году Россия была одним из активных участников процесса подготовки совместного программного документа «двадцатки» по антитеррору, который на встрече в Гамбурге был одобрен консенсусным решением и оформлен в виде отдельной декларации. В ней, в частности, указывалось на приверженность профильным решениям ООН, решимость бороться с трансграничными перемещениями иностранных террористов-боевиков, противодействовать финансированию террористов, а также активно заниматься предупреждением ведущей к терроризму радикализации и пресекать распространение экстремистской идеологии в интернете.
В прошлом году в итоговом заявлении по результатам встречи лидеров «двадцатки» в Буэнос-Айресе эти задачи были подтверждены.
На предстоящем саммите каких-то дополнительных инициатив Россия не выдвигает.
— Пытаются ли террористы по-прежнему покинуть провинцию Идлиб в Сирии? Не наблюдается ли обратной тенденции, раз увеличилось количество нападений на сирийские войска и российскую базу в Хмеймиме? Удается ли противодействовать их перемещениям?
— Да, действительно, сложная ситуация сохраняется вокруг зоны деэскалации Идлиб, где закрепились остатки «Ан-Нусры» (запрещена в РФ — прим. ТАСС). Оттуда боевики регулярно наносят провокационные удары по соседним районам и угрожают российской военной базе «Хмеймим». Ситуация в этом анклаве регулируется российско-турецким меморандумом от 17 сентября 2018 года, реализация которого должна привести к ликвидации там террористического присутствия. Перемещение иностранных террористов-боевиков в зоне Идлиб извне нет, но с территории Сирии отдельные из них проникают.
10 мая этого года Россия заблокировала подготовленное рядом стран заявление Совета Безопасности ООН по гуманитарному положению в Сирии из-за попыток извратить ситуацию в Идлибе. Мы разъяснили нашим западным коллегам, что российско-турецкий сочинский меморандум содержит исключения в том, что касается террористической борьбы. Там прямо сказано, что меры деконфликтинга и деэскалации не касаются контртерроризма. Поэтому прежде, чем приступать к подготовке документов СБ ООН, наши западные партнеры должны прежде всего признать то, что в Идлибе хозяйничает именно «Джебхат ан-Нусра», под какими бы новыми названиями она не выступала.
— Не связана ли недавняя серия терактов на Шри-Ланке с миграцией террористов-боевиков из Сирии? Могут ли страны Южной и Юго-Восточной Азии стать следующей мишенью ИГ (запрещена в РФ — прим. ТАСС) и прочих террористических группировок? Удается ли отслеживать маршруты перемещения иностранных террористов-боевиков из Сирии?
— Мы выражаем искренние соболезнования в связи с гибелью граждан Шри-Ланки в результате серии терактов. 21 апреля в Шри-Ланке в день католической Пасхи террористы осуществили серию взрывов в церквях, гостиницах и жилых комплексах городов Коломбо, Баттикалоа, Негомбо и Дехивале. В результате погибло более 250 человек, в том числе не менее 40 иностранцев. Около 500 человек получили ранения. К организации этих террористических актов причастна местная исламистская группировка «Джамаат ат-Таухид аль-Ватания» («Группа национального единства», запрещена в РФ — прим. ТАСС), связанная с ИГИЛ. Официально ответственность за организацию терактов взяла на себя ИГИЛ.
Террористы — радикализовавшиеся ланкийцы. Обращает на себя внимание то, что, во-первых, граждане Шри-Ланки уезжали воевать на Ближний Восток (около 300 человек), соответственно, некоторые вернулись уже получившими боевой опыт в вооруженных конфликтах, готовыми направить свою ненависть против мирных соотечественников. Во-вторых, в страну въехали и инструкторы из международных террористических организаций, так как теракты были осуществлены на очень высоком уровне. В Шри-Ланке находятся около 60 мусульманских мечетей под влиянием идеологии ваххабизма. В России была похожая ситуация в конце 90-х годов, когда ослабло влияние федерального центра на регионы, и на Северный Кавказ устремилось множество иностранных НПО (религиозных, спортивных, молодежных и т.п.), принесших ваххабизм туда, где его никогда не было. Вместе с неправительственными структурами проникли члены и инструкторы международных террористических организаций, что привело к настоящей войне. Но мы справились.
Не стоит также забывать, что некоторые государства используют высокую террористическую угрозу в своих геополитических интересах, а именно — как удобный повод для навязывания странам «внешней помощи» под эгидой иностранных неправительственных организаций в обход государственных структур. Таким образом создаются условия для реализации сценариев смены «неугодных» правительств. В этом смысле целью террористов может стать любая страна, где есть кризисы, нестабильность и внутренние политические конфликты. Южная и Юго-Восточная Азия не являются исключением.
— Нынешней весной в ряде стран Центральной Азии прошло несколько крупных международных форумов, посвященных вопросам борьбы с терроризмом. Как вы оцениваете ситуацию в этом регионе? В какой мере она может представлять угрозу для России? Не прослеживается ли связь между основными потоками трудовых мигрантов из бывших советских среднеазиатских республик с распространением наркоугрозы и исламского экстремизма на территории России?
— В государствах Центральной Азии действительно растет количество проводимых по линии международных организаций крупных и региональных семинаров и конференций по линии Управления ООН по контртерроризму и Управления ООН по наркотикам и преступности, ОБСЕ и ЕС.
Мы регулярно предостерегаем наших центральноазитских партнеров, что выстраивание борьбы с терроризмом и экстремизмом в соответствии с неконсенсусной концепцией «противодействия насильственному экстремизму» со всеми вредными ее «закладками» (оправдание действий экстремистов «репрессиями авторитарных режимов»; смягчение уголовно-правовых мер в отношении террористов; необоснованное преувеличение роли «независимого» гражданского общества, отдельных его групп и неправительственных структур в ущерб укреплению международного сотрудничества), и ее имплементация на государственном уровне может способствовать провоцированию протестных настроений и радикальных движений, дестабилизации законных властей в рамках реализации сценариев так называемых цветных революций.
Мигранты из стран Центральной Азии нередко вовлекаются транснациональными криминальными структурами в наркобизнес. Вместе с тем, по оценкам МВД России, в 2018 году число иностранных граждан, совершивших на территории Российской Федерации преступления, связанные с незаконным оборотом наркотиков, уменьшилось на 17,7%. Почти треть из них составляют граждане Украины, 20% приходится на выходцев из Таджикистана, а 10% — Узбекистана.
— Получают ли террористические группировки в России поддержку из-за рубежа? Какие государства оказывают такую поддержку и удается ли пресекать эти каналы?
— Одним из ключевых направлений повестки дня международного антитеррористического сотрудничества, наряду с борьбой с распространением террористической идеологии и радикализацией, является проблематика противодействия отмыванию денег и финансированию терроризма. Актуальность этой темы, следует признать, с каждым годом только возрастает, а под понятием «финансирование терроризма» в настоящее время уже подразумевается не только финансовая, но и любая другая материально-техническая «подпитка» террористов в целом.
С целью привлечения внимания к этой проблеме в сентябре 2018 года в Москве нами была проведена международная конференция «Противодействие незаконным поставкам оружия в контексте борьбы с международным терроризмом». Замечу, что Россия — единственное государство, которое поставило вопрос о «подпитке» террористов оружием, как говорится, ребром, начав предметное обсуждение проблематики перекрытия поставок вооружений террористам. Намерены организовать второе такое мероприятие и в этом году.
— Взаимодействует ли уже Россия с иностранными государствами по предотвращению терактов на российском этапе чемпионата Европы по футболу в 2020 году?
— Да, взаимодействует. В период подготовки Евро-2020 внешнеполитическое ведомство совместно с другими российскими компетентными органами осуществляет на постоянной основе мониторинг ситуации в целях выявления террористических угроз, исходящих от международных террористических организаций.
В МИД России полноценно функционируют департамент, ситуационно-кризисный центр, который готов решать задачи при возникновении теругроз, а также другие специализированные информационные подразделения, которые оказывают содействие как зарубежным партнерам, так и российским спецслужбам.
Одной из важных составляющих деятельности министерства является организация беспрепятственного въезда и выезда иностранных официальных делегаций, спортсменов, болельщиков, а также прохождение грузов или специального оборудования на территорию России. В этом вопросе необходимо учитывать много различных факторов, поэтому мы с коллегами из других стран постоянно проводим анализ текущей информации и координируем совместную деятельность. В 2018 году во время чемпионата мира по футболу такая практика принесла положительные плоды.
Хотели бы отметить, что ЧМ-2018 прошел в России на высоком организационном уровне. Мы гордимся, что приехавшие к нам гости чувствовали себя спокойно и комфортно передвигались по территории всей страны. Очень важно, что за все это время не произошло, в том числе благодаря профилактическим мерам, ни одного серьезного происшествия.
Безопасное проведение чемпионата мира — это, несомненно, результат профессиональной, слаженной работы российских ведомств и спецслужб, а также успешный пример их сотрудничества с зарубежными коллегами более чем из 30 государств. Безусловно, опыт, накопленный при подготовке ЧМ-2018, будет в полной мере использован при организации российской части чемпионата Европы по футболу в 2020 году.
— Есть ли перспективы заключения отдельных соглашений в сфере кибербезопасности с отдельными государствами, если не получается выйти на глобальные договоренности в рамках ООН?
— Я хотел бы начать с того, что в рамках ООН у нас как раз многое сейчас получается. Во-первых, в прошлом году Генассамблеей по российской инициативе одобрен первоначальный перечень правил ответственного поведения в информационном пространстве. Это уникальное достижение для международного сообщества. Ничего подобного раньше нигде не принималось. Перечень нацелен на предотвращение в цифровой сфере конфликтов и закрепляет в ней принципы неприменения силы, уважения государственного суверенитета, невмешательства во внутренние дела других государств, основных прав и свобод человека.
Кроме того, по российской же инициативе в этом году в ООН должна быть запущена рабочая группа открытого состава (РГОС) по международной информационной безопасности (МИБ). По нашей задумке, это должна быть своего рода «кибер-Генассамблея», где все государства вне зависимости от уровня их технологического развития смогут на равных правах участвовать в дискуссии по этой теме. Повестка дня этой группы весьма широкая. Она охватывает весь спектр вопросов МИБ от дальнейшей работы над упомянутыми правилами поведения до преодоления «цифрового разрыва».
РГОС будет работать параллельно с традиционным ооновским механизмом по МИБ группой правительственных экспертов. Это более узкий специализированный формат, который в основном нацелен на обсуждение международно-правовых аспектов МИБ. Россия планирует принимать самое активное участие в работе обеих групп. Рассчитываем, что им удастся выйти на конкретные договоренности.
Во-вторых, в прошлом году Генассамблея одобрила также российскую идею запуска в ней широкой политической дискуссии по противодействию информационной преступности. Данный шаг позволит международному сообществу выработать конкретные универсальные решения в этой сфере, отвечающие интересам всех государств.
Так что говорить о том, что в ООН сегодня что-то «не получается», не совсем корректно. Прогресс есть, и он заметен сегодня более, чем когда-либо. Однако любые многосторонние усилия, безусловно, должны подкрепляться на двустороннем уровне. Это не взаимоисключающие, а дополняющие друг друга процессы.
Мы придаем большое значение диалогу по МИБ со всеми заинтересованными государствами. География наших двусторонних контактов — весь мир. Со многими странами у нас уже заключены межправительственные соглашения о сотрудничестве в этой сфере. С целым рядом государств приняты соответствующие декларации на высшем уровне. В одном 2018 году мы подписали четыре таких документа. Есть и многосторонние соглашения в рамках ШОС, СНГ, ОДКБ, договоренности в Азиатско-Тихоокеанском регионе.
Интерес к сотрудничеству с Россией по МИБ в мире, безусловно, очень высокий. Если со стороны партнеров есть запрос на взаимодействие, мы всегда его поддержим. Россия готова к многовекторному диалогу и со странами Востока, и со странами Запада.
— Год назад на прошлой сессии Комиссии ООН по предупреждению преступности и уголовному правосудию вы от имени РФ озвучили инициативу о разработке под эгидой ООН отдельной специализированной конвенции по возвращению активов. Нашла ли эта идея отклик у зарубежных партнеров? Насколько актуальной остается эта проблема на сегодняшний день, в том числе для России?
— Проблематика возврата активов, полученных преступным путем, в последнее время приобретает все большую актуальность. По некоторым данным, ежегодно из развивающихся стран за рубеж нелегально вывозится до $1 трлн. Россия выступает за укрепление международно-правового режима в этой области. Потребность в международной универсальной конвенции о возврате преступных активов диктуется тем, что в современном международном праве по этой теме в основном содержатся лишь рамочные нормы.
Россия по прежнему считает, что такой международно-правовой инструмент мог бы выстроить всеобъемлющую и эффективную систему международного сотрудничества в этой области.
Российское предложение нашло поддержку у многих государств, в частности, у партнеров по БРИКС. В рамках последнего заседания рабочей группы БРИКС стороны условились, что будут продвигать саму идею разработки подобного договора в данной области на профильных международных площадках.
Они заблокировали наши попытки включить в антикоррупционную резолюцию 72-й сессии Генеральной Ассамблеи ООН положения в пользу разработки международного договора в сфере возврата активов. Тем не менее Россия и далее готова содействовать переводу этой темы в практическое русло.
— В конце марта замглавы МВД РФ Игорь Зубов заявил, выступая в Совете Федерации, что «совместно с иностранными коллегами был практически перекрыт и утратил актуальность так называемый северный маршрут транзита афганских опиатов». Означает ли это, что угроза с юга миновала, или праздновать победу пока рановато?
— Действительно, по оценкам МВД России в течение последних нескольких лет отмечается сокращение объемов поставок афганского героина по «северному маршруту», на который в настоящее время приходится 10% от мирового оборота опиатов. Российская Федерация является единичным рынком назначения «северного маршрута», проходящего через территории стран Центральной Азии, в то время как для поставок опиатов в Европу наркопреступниками используются «балканский» и «южный» транзитные пути.
Несмотря на достигнутый прогресс, «экспорт» афганского героина продолжает оставаться серьезным вызовом безопасности и стабильности в первую очередь в регионе Центральной Азии. В целях противодействия этой угрозе Российская Федерация продолжает наращивать взаимодействие на антинаркотическом треке с региональными структурами, такими как ШОС, ОДКБ и ЦАРИКЦ.
— Российское руководство поставило целью полностью обеспечить потребности паллиативной медицины в наркосодержащих обезболивающих препаратах отечественного производства. Откуда возьмется сырье? Можно ли для этих целей использовать конфискат или у нас появятся официально разрешенные плантации опийного мака, конопли и других наркосодержащих культур? Кто их будет возделывать и как будет осуществляться контроль, в том числе международный? Не потребуется ли на этот счет специальная санкция от МККН?
— В марте текущего года приняты поправки в Федеральный закон «О наркотических средствах и психотропных веществах», которые предоставляют право государственным предприятиям не только производить субстанцию и готовые лекарственные формы, но и выращивать наркосодержащие растения для обеспечения лекарственной безопасности в стране.
Хотел бы подчеркнуть, что упомянутые поправки в Федеральный закон соответствуют положениям Единой конвенции о наркотических средствах 1961 года с поправками, внесенными в нее в соответствии с Протоколом 1972 года. Данный документ разрешает культивирование наркосодержащих растений в медицинских целях.
В ноябре 2017 года Международный комитет по контролю над наркотиками, главный надзорный орган в этой сфере, осуществил миссию в Российскую Федерацию, по итогам которой нашей стране было разрешено возобновить культивирование мака для собственных нужд.
Связано это с тем, что на сегодняшний день Российская Федерация импортирует практически 100% субстанций и производит из них только готовые лекарственные формы. Стоит отметить, что большинство стран — экспортеров наркосодержащих субстанций осуществляют санкционные меры по отношению к России.
По информации Минпромторга России, культивирование наркосодержащих растений будет организовано на двух подведомственных ему предприятиях — ФГУП «Московский эндокринный завод» и предприятии «Почеп» в Брянской области, а также в Государственном научно-исследовательском институте органической химии и технологии (ГосНИИОХТ). Правоохранительный контроль в отношении правил культивирования наркосодержащих растений уполномочено осуществлять МВД России.
https://tass.ru/interviews/6463128
