Профессор П.А. Скобликов О скорой помощи и медицинской помощи вообще

Каким должен быть стандартный медицинский юрист? Имеющим высшее медицинское и высшее юридическое образование одновременно? Обладающим успешным опытом медицинской практики и знающим систему здравоохранения изнутри – наряду с правоохранительной и судебной системами? Имеющим несколько юридических ипостасей, способным работать как в гражданском, так и в уголовном процессе, умеющим подготовить юридический документ и не теряющимся при публичных выступлениях? Умеющим перевести медицинский язык на юридический и наоборот? Наделенным железными нервами и отзывчивым, сострадательным – одновременно? Что ещё?

И возможно ли получить, развить всё это в одном человеке, в рамках одной жизни?

Либо не стоит предъявлять к медицинским юристам столь высокие требования? Тогда каков минимально необходимый набор качеств?

Наконец, какова объективная потребность современного российского общества в медицинских юристах? Как эту потребность удовлетворить?

А может быть, медицинские юристы не требуются повсеместно, и большинство запросов, возникающих у граждан в связи с неполучением или ненадлежащим оказанием медицинской помощи, способен удовлетворить юрист с общей подготовкой?

Чтобы вам, коллеги, было проще думать над моими вопросами (если они вас заинтересовали), ознакомлю с одной показательной и актуальной историей. История эта отражена в заголовке моего сообщения и раскрыта в жалобе, которую привожу далее. Надеюсь, так для вас будет привычно и удобно воспринимать значимые факты.

Если же поставленные выше вопросы вас не заинтересовали – всё равно прочтите жалобу, поскольку она дает повод к обсуждению многих других тем, касающихся каждого, независимо от профессии.

Memento mori!

____________

 

Руководителю Департамента

здравоохранения г. Москвы

А.И. ХРИПУНУ

от А-о Андрея Александровича,

м/ж: Москва, Новоясеневский проспект,

дом Х, кв. ХХ,

тел. моб. +7 9…

 

ЖАЛОБА

на ненадлежащее лечение в 56 ГБ г. Москвы,

приведшее к смерти больного

 

Мой отец, А-о Александр Николаевич, 1938 г.р., до последнего времени проживал в г. Москва…, карточка медицинского страхования № … Утром 14 января 2016 г. на машине скорой медицинской помощи он был доставлен в 56-ю городскую больницу г. Москвы с подозрением на пневмонию со следующими симптомами: высокая температура (38,7ºС), сухой кашель, общая слабость. На тот момент мог передвигаться самостоятельно. Но болезнь развивалась стремительно. Ещё накануне, 13 января, отец чувствовал себя сносно, один ездил на метро к стоматологу на прием по вопросу установки зубных имплантов. Предыдущие месяцы и годы самочувствие и здоровье отца были приблизительно на одном уровне – на удовлетворительном.

Тем не менее, после обследования лечащий врач мне заявил, что у отца рак в последней стадии, с множеством метастаз. Ему было назначено паллиативное лечение, то есть направленное не на излечение больного, а на облегчение его состояния. 20 января 2016 г. отец скончался. Патологоанатом опухоли не нашёл. Своим заключением он подтвердил первоначальный диагноз врача скорой помощи – пневмонию и интоксикацию, вероятно, произошедшую в результате ненадлежащего лечения.

Далее привожу подробности, которые могут понадобиться для организации проверки моей жалобы.

Как указано выше, в приёмное отделение больницы (г. Москва, ш. Загородное, 18а) отец поступил утром, около 08 час. Там взяли анализ крови, сделали электрокардиограмму и направили на рентгенологическое исследование лёгких. После этого определили в 1-е терапевтическое отделение. Свободных мест в палатах не оказалось и тяжело больного разместили в коридоре на диване, выдав дополнительно ещё одно одеяло, заверив, что к вечеру переместят в палату, а также выдали контейнер для анализа мочи, который отец благополучно сдал. После этого подошла медицинская сестра, забрала контейнер и попросила меня удалиться, т.к. нахождение посторонних лиц в отделении вне часов посещения недопустимо. Состояние отца на тот момент, как мне показалось, не было критичным, он находился под присмотром медперсонала и я подчинился требованию, убыл из больницы.

В 17 часов 10 минут того же дня я снова был в отделении, где нашёл отца на том же дивана. Узнав у отца, что за весь день никаких лечебных процедур сделано не было (опрос врачом больного в счет не идет), я направился на пост медсестры. Там получил ответ, что моя беседа с лечащим врачом возможна лишь по понедельникам, средам и пятницам с 14-00 до 14-30.

На следующий день в 14-00 час я снова был в отделении и встретился с лечащим врачом. Им оказался Фодоря Владимир Дмитриевич. На мой вопрос о состоянии здоровья моего отца и плане его лечения врач настойчиво предложил присесть и сообщил, что у моего отца не пневмония, а (цитата) запущенное онкологическое заболевание лёгких, что он не Кашпировский и чудес обещать не может. Также врач убедил меня, что вся необходимая помощь оказывается, но надо для исследования ЖКТ приобрести препарат ФОРТРАНС и передать в отделение, что было сделано мною в тот же вечер. Отца я нашёл в палате № 310 ещё более ослабшим, и мною было принято решение нанять сиделку, т.к. родственникам находиться в отделении вне приёмных часов запрещено, а я хотел, чтобы за отцом наблюдали. Последующие дни 16 и 17 января (выходные) я находился с отцом, температуру медикаментозно снизили, но слабость усиливалась. Дежурный врач за эти дни был у отца дважды, измерял давление и интересовался наличием температуры, а на мои тревожные вопросы о нарастающей слабости больного отсылал к лечащему врачу. 18.01.2016 в 14-00 час. я снова был у лечащего врача Фодоря Владимира Дмитриевича, и он на мой вопрос об ухудшении состояния здоровья моего отца снова сказал что он – не Кашпировский и чудес обещать не может, что по результатам проведённых исследований (УЗИ внутренних органов) обнаружены множественные диффузионные изменения лёгких, желудка, поджелудочной железы и печени — метастазы. Также врач сообщил, что был взят анализ крови на онкомаркёры, который будет готов через 5 рабочих дней, а состояние моего отца будет ухудшаться в связи с нарастающей раковой интоксикацией и ничто это изменить не может. После разговора с Фодоря В.Д. я направился к заведующему 1-м терапевтическим отделением Тулинову Михаилу Михайловичу с целью попытаться активизировать лечение моего отца для улучшения его самочувствия. Тулинов М.М. вызвал лечащего врача Фодоря В.Д. с историей болезни, бегло прочитал её, и уже вдвоём они стали убеждать меня в правильности назначенного лечения, что диагноз онкология точен до 99.9% (100% будет, когда придёт результат анализа крови на онкомаркёры), что ни одна из клиник другого лечения, кроме паллиативного, назначить в данном случае не сможет, и что лечащий врач Фодоря В.Д. предписал правильный курс лечения, и это лечение оказывается в полном объёме.

19.01.2016 г. состояние здоровья отца оставалось без видимых изменений. С лечащим врачом по причине неприёмного дня мне поговорить не удалось.

Однако 20.01.2016 в 14-20 я прибыл к врачу Фодоря В.Д., и он сообщил мне, что 30 минут назад мой отец скончался, попросил принять его соболезнования, в очередной раз сказав, что он (опять цитата) не Кашпировский. Также он известил меня об обязательном проведении вскрытия и о необходимости 21.01.2016 г. к 11-00 час. явиться в морг с паспортом отца.

Патологоанатом Войтовская К.С., проводившая вскрытие, на прямой вопрос об онкологическом заболевании А-о Александра Николаевича дала ответ, что онкологией мой отец не страдал, а умер от ПНЕВМОНИИ.

Объяснение Войтовской К.С. подтверждено документально. 21.01 2016 г. в морге мне выдали ксерокопию медицинского свидетельства о смерти серия 45С № 110049, в котором значится:

— причина смерти – интоксикация – болезнь или состояние, непосредственно приведшее к смерти;

— патологическое состояние, которое привело к возникновению указанной причины: левосторонняя нижнедолевая пневмония.

В связи с изложенным, поскольку я являюсь законным представителем умершего, прошу организовать незамедлительную и тщательную проверку своевременности, качества и полноты медицинской помощи, оказанной моему отцу в ГКБ 56. С изучением и фиксацией необходимых документов, использованием опросов персонала больницы и других лиц, сопоставлением осуществленных медиками действий с принятыми медицинскими регламентами. С оценкой того, насколько правильно устанавливать диагноз «рак» (с точностью до 99,9%), опираясь на данные УЗИ (от чего публично предостерегают именитые врачи), отказываясь при этом от попыток спасти больного, а также того, можно ли было не допустить или нейтрализовать интоксикацию организма умершего, были ли предприняты для этого все возможные меры, и т.д.

О результатах проверки и принятых на её основе мерах прошу сообщить мне в установленном законом порядке.

В заключение считаю необходимым обратить Ваше внимание, что, по сути, в настоящей жалобе речь идет о том, чтобы пресечь смертельно опасную медицинскую практику, не допустить гибели иных пациентов, которые могут повторить судьбу моего отца.

А.А. А-о

26 февраля 2016 г.

 

____________

Ну а в завершение хотелось бы поставить на обсуждение ещё несколько вопросов, частных и общих.

Как полагаете, коллеги, какая последует реакция со стороны Департамента здравоохранения? И почему такая, а не иная, на ваш взгляд? Какие иные обращения гражданина целесообразны, с учетом описанной фабулы? Куда, по каким основаниям, с какими аргументами? И с какой перспективой?

Мог ли сын скоропостижно скончавшегося мужчины предпринять какие-либо дополнительные действия и предупредить смерть отца? Или он сделал всё возможное для разумного человека и любящего сына? А вы сами застрахованы от подобной участи для себя и своих близких? Если же нет, то что следовало бы предпринять в системе здравоохранения, в организации работы контролирующих, правоохранительных и судебных органов для нормализации положения? Или где-либо ещё?

Memento vivere!

https://zakon.ru/discussion/

This entry was posted in 1. Новости. Bookmark the permalink.

Comments are closed.